Эрик Фрэнк Рассел - Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад

— Ты думаешь, война еще долго протянется?

— Не знаю. Трудно сказать, — Лиминг с любопытством разглядывал собеседника. — А ваша команда как здесь оказалась?

— Мы не военные. Штатские колонисты. Наше правительство отправило передовые отряды из одних мужчин на четыре новые планеты, которые мы открыли. Полетело двенадцать тысяч ригелиан. — Он помолчал, внимательно осмотрелся, примечая, где находятся тюремщики. — Сообщество бросило на нас войска. Это произошло два года назад. Все закончилось очень быстро. Мы не ждали нападения, и были почти безоружны. Даже не знали, что идет война.

— И они захватили ваши четыре планеты?

— Да. И вволю поиздевались над нами.

Лиминг понимающе кивнул. Циничный и безжалостный захват — вот причина той войны, которая распространилась теперь на большую часть галактики. На одной из планет колонисты отчаянно сопротивлялись, и погибли все до одного. Возмущенные этой бойней союзники нанесли ответный удар и успешно оттеснили врагов.

— Ты сказал — двенадцать тысяч. Где же остальные?

— Разбросаны по тюрьмам, вроде этой. Ты, конечно, выбрал прекрасный курорт, чтобы пересидеть войну. Сообщество сделало эту планету своей главной тюрьмой. Она вдали от линии фронта, вряд ли ее вообще найдут. Местные жители мало пригодны для битвы, зато вполне хороши для охраны пленников. Они поспешно строят огромные тюрьмы по всей планете. Если война затянется, здесь будет полным–полно пленников.

— Так вы здесь загораете уже два года?

— Да, а кажется, что все десять.

— И вы что же, ничего не придумали, чтобы бежать?

— Почти ничего, — согласился ригелианин. — Но и этого хватило. Расстреляно сорок наших.

— Сочувствую, — искренне сказал Лиминг.

— Не бери в голову. Я прекрасно понимаю, каково тебе. Первые недели — самые тяжелые. Одна мысль, что тебя посадили навсегда, может свести с ума, если не научиться воспринимать ее философски. — ^ Он оглянулся и заметил огромного охранника, стоявшего у дальней стены. — Пару дней назад этот лжец хвастал, что на планете уже двести тысяч заключенных. Еще через год их будет два миллиона. Надеюсь, он до этого не доживет.

— Я сбегу, — сказал Лиминг.

— Как?

— Еще не знаю. Но все равно сбегу. Не гнить же здесь заживо. — Он с надеждой ожидал чего-то от собеседника, например, что и другие чувствуют то же самое. Или, хотя бы, едва уловимого упоминания о грядущих переменах, намека, что и он сможет принять в них участие.

Поднимаясь, ригелианин пробормотал:

— Что ж, желаю удачи. Тебе понадобится много сил.

Так и не раскрыв Лимингу никакой тайны, он засеменил прочь.

Раздался свисток, охранники закричали:

— Миеро, фаплапы! Амаш!

На этом все закончилось.

Следующие четыре недели Лиминг часто беседовал с тем же ригелианином и двумя десятками других, получая от них кое–какие отрывочные сведения. Но все они становились очень скрытными, как только он затрагивал вопрос о побеге. Они были дружелюбны, даже сердечны, но неизменно держали рот на замке.

Однажды, беседуя с одним из них, Лиминг спросил:

— Почему вы разговариваете со мной украдкой и шепотом? Ведь охранники не обращают внимания, когда вы болтаете между собой?

— Тебя еще не вызывали на перекрестный допрос. Но если они заметят, что мы слишком много с тобой разговариваем, то постараются вытянуть из тебя все, что мы рассказали. И будут особенно интересоваться, не хочет ли кто-нибудь устроить побег.

Лиминг сразу же ухватился за это милое его сердцу слово.

— Да ведь именно ради побега и стоит жить. Если кто-то хочет попытаться, я, может быть, сумею помочь. Я опытный летчик, а это многое значит!

Но собеседник сразу охладил его пыл.

— Ничего не получится.

— Но почему?

— Мы уже давно здесь и поняли многое, чему тебе еще предстоит научиться.

— Например?

— Мы заплатили высокую цену, чтобы узнать о том, что попытка к бегству проваливается, когда о ней знают слишком многие. Кто-нибудь обязательно выдаст. Или найдется горе–руководитель, который все испортит, начав дело в неподходящий момент.

— Но ведь я — то не предатель и не дурак. Я еще не сошел с ума, чтобы самому себе отрезать путь к свободе.

— Так-то оно так, — согласился ригелианин. — Но заключение диктует свои условия. Вот одно твердое правило, которое мы здесь ввели: план побега — исключительная собственность тех, кто его задумал. Больше никто об этом не знает. Секретность — это тот защитный экран, который потенциальные беглецы должны поддерживать изо всех сил. И они никому не позволят заглянуть в их планы, даже землянину, даже опытному космолетчику.