Гоар Маркосян-Каспер - Ищи горы

— А что ты думаешь по поводу троичной системы счета?

— У лахинов?

— Не только. Она принята у большинства народов, населяющих континент.

— Откуда ты знаешь?

— От компьютера, — усмехнулся Маран.

— А почему ты запрашивал эти данные?

— Как раз потому.

— Что ты вещаешь, как пифия, — рассердился Дан. — Говори по-человечески. Объясни толком, что ты имеешь в виду.

— Не буду. Не хочу внушать тебе свои домыслы. Подумай сам, если ты придешь к тому же, значит, мы оба близки к истине.

И Дан думал. То, что он надумал, показалось ему самому настолько фантастичным, что он предпочел держать свои догадки при себе. Да и зачем гадать до поры, вот когда выяснится, что записи невозможно расшифровать, или когда их расшифруют, и они ничего не дадут… Собственно, и тогда гадать незачем, подытожив все данные, они получат компьютерную оценку на основе наибольшей вероятности… Потому и из него, Дана, не выйдет ничего стоящего, что своей собственной голове он предпочитает компьютер. А вот Маран обходится без компьютеров. Правда, он к ним не привык… счастливый человек… Что же все-таки им придется делать в Лахе? Наверняка шеф решил использовать их знакомство с Лахицином. В этом сверхзасекреченном Лахе кехс явно один из допущенных ко всему, связанному с городом в пустыне, быть может, это выход на книги, вывезенные лахинами из подземелья… Не только, еще и выход на сведения о городе, тщательно собранные лахинами перед походом… Помимо прочего, Лахицин это личность, если бы приняли решение о контакте, кехс мог бы… Чушь, конечно, они даже с Тореной связываться боятся, какая уж тут Перицена! А ведь такие, как Лахицин, в состоянии вполне адекватно отреагировать… Дан вспомнил последний разговор с кехсом — когда пошел просить того разрешить им уехать. Лахицин доверительно сказал ему: «Я рад был узнать об этих болезнетворных парах. Хуже нет, когда не распознаешь естественную игру природы и приходится объяснять ее вмешательством богов». Это «вмешательством богов» прозвучало так, что Дан понял: вольнодумный кехс в богов не верит. И не только в богов. Выслушав просьбу Дана, он в раздумьи наклонил голову, потом сказал: «Хорошо. Только поезжайте через северный проход. Иначе Деци задержит вас. Тайны Лаха ему дороже жизни храбреца. Доброго пути. Если после выздоровления Марана решитесь на путешествие в Лах, назовете мое имя у восточных ворот. Я поручусь за вас перед Советом. И передай Марану — пусть не ищет доказательств своего происхождения. Мне все равно, сын он Чицина или нет. Он воин, это важнее»… Воин. Для лахина — высшая из похвал. Помолчав, кехс добавил: «Я и тобой доволен. Ты человек надежный и верный.» И Дан с ужасом ощутил, как его губы сами собой растягиваются в радостной улыбке. Он попытался — внутри, для себя — придать своей радости иронический оттенок, но не сумел. Смешно это или нет, он был горд похвалой человека из времени, эквивалентного поре младенчества человечества. Правда, чуть позднее, он понял, что комплимент кехса был, если можно так выразиться, с двойным дном, позднее, когда они уже садились на своих изабров… Маран прошел три или четыре метра от шатра до изабров, которых придерживали два молчаливых воина, с трудом, пошатываясь от слабости, но упрямо отверг предложение сесть позади Дана и держаться за него, влез в седло… Уперся, как осел, подумал, но не сказал Дан, ибо не знал аналогичного ослу бакнианского животного… И тут кехс неожиданно вышел из своего шатра, наверно, отказавшись от собственного решения хотя бы формально делать вид, что не знает об этом отъезде, видимо, счел подобные уловки ниже своего достоинства. Он подошел к Марану и сказал: «Удачи в пути и здоровья. Ты сделан из материала, из которого делаются полководцы. Всегда помни об этом.» И тогда Дан понял. Из материала, из которого делаются полководцы. Лидеры. А он, Дан, из чего? Конечно, из того материала, из которого делаются верные и надежные помощники полководцев. Только и всего. Ну и что? Почему его так уязвила эта догадка? Разве он когда-нибудь был о себе мнения более высокого, чем кехс? Да он и сейчас о себе не особо лестного мнения! И все-таки. Странно, пару лет назад ему и в голову бы не пришло… Подумав, Дан вытянул из темного угла памяти эпизод, задвинутый подальше и заваленный другими воспоминаниями. Было это года четыре назад. Как-то ночью Ника сказала ему: «Не обижайся, Дани, но иногда я сама не понимаю, за что я тебя люблю. Неужели только за это? Ведь в тебе, извини, совершенно нет мужского начала, во всяком случае, выше пояса»… Что и говорить, это Ника вытащила его на базу, он так и проторчал бы всю жизнь на Земле и околоземных орбитах… «На Земле слишком спокойно, Дан. Здесь можно проспать целую жизнь»… И однако не база его разбудила, каким аморфным он был в первое свое пребывание на Торене, сущая медуза! Что его встряхнуло? Бакния? Да, конечно. Но что именно? Унизительное ощущение собственной беспомощности? Не слишком лестное для самолюбия постоянное сравнение то с Поэтом, то с Мараном? Он вспомнил разговор с Поэтом — там, на Перицене, в отсутствие Марана, работавшего у загона, пока он, как истеричка, отсиживался у костра, воротя нос от малоприятных сцен. Что-то они с Поэтом обсуждали, зашла речь о Доре, о его «цеплянии» к Марану…