Гоар Маркосян-Каспер - Ищи горы

Маран молча протянул ему горсть песку. Дан посмотрел непонимающе.

— Вытрись.

Дан взглянул на свои окровавленные руки, и ему стало дурно, он даже покачнулся.

Маран, словно невзначай, толкнул его локтем в бок.

— Ну же, Дан, возьми себя в руки, — шепнул он по-бакниански. — Полудикому горцу из почти каменного века не к лицу такая чувствительность.

Дан, стиснув зубы, обтер руки песком… если б Маран знал, что промелькнуло перед его мысленным взором, когда он увидел свои пальцы… Изжелта-белое лицо Ланы, тонкая шея, последние толчки крови, судорожно выдавливавшейся из перебитой артерии… Правда, сам он останавливать кровотечение тогда не пробовал, даже нести Лану не помогал, а стоял, как столб, словно прирос к мостовой… Точно так же, как за минуту перед тем, в тот жуткий миг, когда машина Мстителей на невероятной скорости вылетела из сквера за Малым дворцом, из-за полуоткрытой дверцы вынырнуло темное дуло, и послышался короткий треск автоматной очереди. Пуль было семь, и предназначались они Марану, но досталась ему только одна… ерунда, пустяковая поверхностная рана!.. две прошли мимо, а остальные… И никогда никому уже не приведется узнать, пыталась ли Лана заслонить Марана собой, или это вышло случайно…

Усилием воли он отогнал видение.

— Мы можем идти, кехс? — спросил Маран.

— Погоди. — Лахицин спустился с небольшого бугра, на котором стоял его шатер. — Ты настолько горд, что не хочешь принять заслуженную награду? — Подумав минуту, он стал развязывать узел своего кита — верхняя одежда лахинских воинов, кожаная распашонка с широкими рукавами по локоть и удлиненными кпереди полами завязывалась на животе узлом, пуговицы на Перицене еще не были изобретены. Сняв кит, Лахицин набросил его на плечи Марана.

Несколько воинов, присутствовавших при «награждении», отсалютовали своеобразным рубящим снизу вверх жестом. Притушив насмешливый огонек в глазах, Маран повторил этот салют.

Когда «охотники» отошли от шатра кехса на подобающее расстояние, Поэт хлопнул Марана по плечу.

— Через час о твоем подвиге будет известно всему кехсуну… А в чем, кстати, сей подвиг заключается?

Маран махнул рукой.

— Ради Создателя, Поэт! С этими несчастными дикарями стыдно хитрить. Получилась не разведка, а прогулка.

— Хороша прогулка, с которой возвращаются с такими ранами.

— Этот Рекун действительно храбр, но производит слишком много шума. И потом, он не видит в темноте.

— А ты видишь в темноте? — спросил Дан.

— Естественно, — удивился Маран. — А ты нет?

— Земляне вообще не видят в темноте. А вы, оказываетеся, обладаете ночным зрением? Я и не подозревал об этом. А, ну тогда, конечно…

— Тогда твой подвиг превращается в ничто, — заметил Поэт насмешливо. — К счастью, кехс о твоих врожденных преимуществах перед дикарями тоже ведать не ведает, и ты можешь дурить ему голову дальше, притворяясь героем и получая незаслуженные награды. Видишь, как тепло ты устроился. А еще сомневался, лететь сюда или нет. Что бы ты делал сейчас, останься ты в Дернии?

— Сейчас? Спал бы.

— С рыжей заразой, — вставил Дан язвительно. Рыжей заразой он прозвал рыжеволосую красотку, ту самую, которую застал у Марана в день своего появления в Дернии. Это была нахалка и скандалистка, то исчезавшая, то появлявшаяся, ее выводило из себя полнейшее пренебрежение Марана ее выходками… Дану сдавалось, что тот вообще не замечал ее исчезновений, во всяком случае, совершенно не реагировал на них эмоционально, этого она вынести не могла, устраивала сцены, заявляла, что ноги ее больше не будет на побережье, шумно уходила, вернее, уезжала на роскошном белом автомобиле, который оставляла обычно без всякого присмотра прямо на пляже, потом, через несколько дней, без всякого шума являлась снова — сама, Маран не прикладывал ни малейших усилий, чтобы удержать ее или, наоборот, выдворить навсегда, видимо, его забавлял этот характер… если, конечно, он был в состоянии забавляться чем бы то ни было…

— Не знаю, как насчет рыжей заразы, но в море я окунулся бы с удовольствием, — сказал Маран. — И вообще, даже в Крепости заключенных иногда водили в душевую.

— Ничего, в Лахе отмоешься.

— Кстати, о Лахе. Я надеюсь, Дан, ты не отправишь этого злосчастного Рекуна на тот свет?

— Постараюсь. Но это зависит не только от меня, как ты понимаешь. Между прочим, ты вполне мог бы сделать все сам, не… — он смутился и умолк.

— Не подвергая испытанию на крепость твои нервы? Ладно, не красней… Неужели ты думаешь, что я вознамерился устроить тебе тренировку? Конечно, я мог сделать все сам. Но вряд ли это помогло бы попасть в Лах тебе. Лахины мало сентиментальны, близкое родство наших бабушек еще не гарантия нашего с тобой триумфального въезда в метрополию.