– Поэтому они все скрыли, – заключил Валентин.
– Совершенно верно. Они выкопали могилу в дальнем углу руин, похоронили понтифика с подобающими, насколько было возможно, обрядами, вернулись в Лабиринт и сообщили, что правителя в древнем городе сразила какая-то неизвестная болезнь и они сочли за благо похоронить его там же на месте.
Его звали Горбан. Так гласит надпись в гробнице. Понтифик Горбан, четвертый после Стиамота. Он действительно существовал. Я проверяла в Палате Летописей. Там есть его имя.
– Я такого не помню.
– Что ж, он ведь ничем не прославился. И разве возможно упомнить их всех? За минувшие тысячелетия их были сотни и сотни. Горбан пробыл понтификом недолго, и единственное примечательное событие его правления осталось неизвестным. Я говорю о его поездке в Велализьер.
Валентин кивнул. Он довольно часто останавливался у большого щита близ Палаты Летописей в Лабиринте и смотрел на длинный список своих предшественников, читая имена этих почти позабытых монархов: Мейк, Спурифон, Геслейн, Кандибаль и так далее, и так далее. Возможно, в свое время они были великими мужами, но с тех пор прошли тысячи лет. Без сомнения, среди них есть и Горбан, раз Магадоне Самбиса так говорит; сначала он был короналом и царил на Замковой горе, а с годами сделался понтификом и вздумал посетить этот проклятый город, где умер и был похоронен и предан забвению.
– Занятная история, – сказал Валентин. – Но я не вижу в ней ничего такого, что заставило бы вас умолчать об открытии гробницы Горбана.
– Я сделала это по той же причине, по которой приближенные Горбана скрыли истинные обстоятельства его смерти. Вы, конечно, знаете, что большинство населения и так уже боится этого города. Страшная история Кощунства, проклятие, все эти разговоры о здешних призраках, мрачная слава этого места – вы же знаете, ваше величество, как это действует на простые умы. Я побоялась, что если выйдет наружу вся эта история с Горбаном тайное святилище, поиски волшебного клада забытым всеми понтификом, убий ство этого понтифика пьюриваром – в обществе поднимется такая кампания против раскопок в Велализьере, что их придется прекратить. Вот и все, ваше величество. Я хотела сохранить свою работу – ничего более.
Эта исповедь далась ей нелегко. Столь энергичная при пересказе легенды, теперь она говорила вяло, почти безразлично. Поэтому Валентин не усомнился в ее искренности.
– А доктор Гуукаминаан не соглашался с тем, что открытие гробницы может стать угрозой вашей работе здесь?
– Нет, он тоже понимал это, но ему было все равно. Правда для него всегда стояла на первом месте. Он принял бы как данность то, что общественное мнение заставило бы закрыть раскопки и здесь никто бы не работал лет пятьдесят, или сто, или все пятьсот. Его убеждения не позволяли скрыть столь примечательный исторический факт. Мы долго боролись, и наконец я вынудила его уступить. Вы уже видели, какой я способна быть упрямой. Но я его не убивала. Захоти я убить кого-то, это был бы не доктор Гуукаминаан. Это был бы киванивод, который как раз и хотел закрыть раскопки.
– Вот как? Вы сказали, что они с Гуукаминааном работали рука об руку.
– В основном да. Я уже говорила вчера, что расходились они только в одном: открывать святилище или нет. Вы знаете, что мы с Гуукаминааном собрались вскрыть стену, как только сможем пригласить вас и коронала Хиссьюна. Но киванивод был категорически против, хотя все прочие наши работы здесь не вызывали у него возражения. Храм Крушения – это святая святых, говорил он, и должен остаться неприкосновенным.
– В этом он, возможно, был прав.
– Вы тоже думаете, что святилище открывать не надо?
– Я думаю, что некоторым влиятельным пьюриварским вождям это было бы крайне нежелательно.
– Но ведь сама Данипьюр дала нам разрешение работать здесь! И она, и все пьюривары высокого ранга понимали, что мы хотим восстановить город исправить, насколько возможно, вред, причиненный веками забвения. Это не вызвало у них возражений. А чтобы совсем уж увериться в том, что наша деятельность не оскорбит национальных чувств пьюриваров, мы согласились, что среди археологов будет поровну пьюриваров и представителей других рас и что мы с доктором Гуукаминааном будем равноправными руководителями.
– Но когда между вами возник крупный спор, вы оказались более равноправной, чем он?
– В вопросе о могиле Горбана, один-единственный раз – да, – слегка смутилась Магадоне Самбиса. – Но никогда больше. Во всем остальном мы были полностью согласны – например, в том, что святилище следует открыть.
Читать дальше