Альфред Ван Вогт - Вечный дом. Мир ноль-А. Пешки ноль-А

— Да, — пересилив себя, сказал Госсейн. — Интересно. — Он и сам уже не верил тому, что вся история имела место, и ничего не хотел выяснить, но понимал, что проверка необходима.

Госсейн положил руку на металлические контакты детектора лжи.

— Ни подтвердить, ни опровергнуть ваши слова не представляется возможным, — ответил аппарат. — У вас память Гилберта Госсейна, включая и сцену убийства, настолько реальную, что нельзя утверждать, что вы не умерли. В вашем мозгу по-прежнему отсутствует информация, которая позволила бы определить, кто вы такой.

Госсейн поднялся. Он развязал ноги женщине и помог ей встать.

— Мы уйдем вместе, — сказал он. — Примерно через милю я вас отпущу. Вы вернетесь и освободите мужа.

В этом и был его план. Он хотел ей одной передать слова Патриции Харди, — не называя ее, разумеется, — о заговоре и о Прескотте, чтобы дальше она сама решила, как поступить.

Пока они шли последние четверть мили, он рассказал ей все, а потом развязал руки. Она долго молчала. Госсейн добавил:

— Джон Прескотт может помешать вам обнародовать правду о заговоре. Но если он искренний последователь ноль-А принципов, возможно, ему придется пойти против приказа начальства. Подумайте хорошенько, прежде чем решитесь поведать ему то, что я сообщил вам.

Женщина вздохнула:

— Я понимаю.

— Кстати, — сообщил Госсейн, — как организована работа больницы?

— Вы не знаете? — ответила она. — Все мы работаем как добровольцы. Больница занесена в списки. Если требуется госпитализация после несчастного случая, робот опрашивает все ближайшие клиники. В последнее время мы не принимали больных, потому что… — Она не договорила и посмотрела на Госсейна ясными глазами. — Спасибо вам. Большое спасибо. — Немного поразмыслив, добавила: — Я ничего не скрою от мужа. Я ему верю. Но скажу немного позже, чтобы вы успели уйти.

— Желаю удачи, — это было единственное, что мог сказать Госсейн на прощание.

Он стоял и смотрел на уходящую женщину. «Да, женщина, — думал он. — Учитель, врач, доверчивая, все понимающая, любящая. Не подделка, настоящая женщина. Настоящий человек ноль-А — ее не сломили ни потеря сил, ни необычные обстоятельства, она сохранила любовь в сердце и благородство души.»

Он очнулся от своих раздумий и, круто повернувшись, направился в лес. Трава мягко пружинила и стелилась под ноги, как будто по этой тропе часто гуляли влюбленные пары.

Воздух был напоен сладким ароматом неизвестных цветов, запахом трав, омытых дождем. Рокот речных струй затихал вдали. Госсейн вошел под сень гигантских деревьев.

Яркий дневной свет сменился пещерным полумраком. Гигантские стволы то выстраивались в извилистые коридоры, то расступались, образуя огромные залы, то смыкались так тесно, что с трудом можно было преодолеть переплетение корней, но ни клочка неба над головой не было видно. В таком лесу заблудиться очень легко, и только компас помогал держаться нужного направления. А другой дороги все равно не было.

Постепенно темнота сгущалась, наступал вечер. Госсейн был готов к тому, чтобы заночевать в лесу. Однако за одним из деревьев на своем пути он увидел довольно большую поляну. Он нашел удобное место и решил устроиться на ночь, как вдруг из-за небольшого возвышения бесшумно появился робоплан, приземлился неподалеку от него и, подпрыгнув несколько раз, остановился. В носовой части зажегся прожектор. Описав дугу, он остановился на Госсейне и показался ему ярким, как маленькое солнце. Из громкоговорителя раздался голос:

— Гилберт Госсейн, я ваш друг. Предлагаю вам подняться на борт. Во избежание споров и задержки обратите внимание на автоматическое оружие. Побег исключен.

Из отверстий в фюзеляже выдвинулись стволы, реагировавшие на каждое его движение. Друг или враг перед ним — это уже значения не имело.

Госсейн молча подошел к робоплану и уселся в одно из кресел в кабине. Дверь захлопнулась, прожектор погас, машина поднялась в воздух.

Через окно Госсейн видел темную поверхность планеты, ее очертания постепенно расплывались. Ночь поглотила и лес, и горы. Робоплан не имел опознавательных огней. Он набирал высоту и примерно минут через пять перешел на горизонтальный полет. В кабине зажегся свет, и бесстрастный голос произнес:

— В течение ближайших десяти минут вы можете задавать любые вопросы. Главное я объясню непосредственно перед посадкой.

Несколько мгновений Госсейн усваивал смысл того, что услышал. Любые вопросы. Предложение было настолько неожиданным, что он слегка растерялся. Однако первый вопрос прозвучал сразу: