Сэмюэль Дилэни - Пересечение Эйнштейна - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна. Время, точно низка самоцветов

По мнению некоторых, такова была стихийная реакция на средства массовой информации, подчинившие себе нашу жизнь. Распространяя информацию по всем мирам, голограммовидение, радио и аудио одновременно отчуждают человека от личного опыта. (Сколько бедняг ныне ходят на стадионы и митинги с приемничками в ушах, помогающими им убедиться в реальности того, что они видят?) Первые Певцы были признаны и провозглашены таковыми окружающими их людьми. Затем наступил период, когда любой желающий мог объявить себя Певцом, и люди либо признавали их, либо глумились и предавали забвению. Однако к тому времени, как меня бросили на крыльцо дома, где я был не нужен, в большинстве городов уже установили неофициальную квоту. Если появлялась вакансия, того, кто ее должен заполнить, выбирают остальные Певцы. Конечно, необходимы поэтическое и сценическое дарование, но главное — та искра божья, что высекается при ударе молота гения о наковальню славы, куда тотчас же попадает Певец. Что до Ястреба, то еще в пятнадцать лет он прославился необычайно талантливой книгой стихов. Он выступал с ними в университетах, однако широкой известности добился не сразу, и поэтому, когда мы случайно встретились в Центральном парке, был крайне удивлен тем, что я вообще о нем слышал (я как раз провел тридцать славных деньков в качестве гостя города, а в библиотеке «Гробницы» попадаются просто поразительные вещи). Это было через несколько недель после его шестнадцатилетия. До официального объявления его Певцом оставалось еще четыре дня, но ему уже сообщили о предстоящем. До рассвета мы сидели на берегу озера, рассуждая о свалившейся на его плечи ответственности. Спустя два года он все еще остается самым молодым Певцом в шести мирах. Отметим: Певцу необязательно быть поэтом, однако большинство из них либо поэты, либо актеры. И все-таки в их список входят один докер, два университетских профессора, одна наследница миллионов фирмы «Силитакс» (Пользуйтесь канцелярскими кнопками «Силитакс!») и по меньшей мере два типа с такой сомнительной репутацией, что даже вечно падкая на сенсации Рекламная Машина не пропускает сведения о них дальше корректоров. Но независимо от своего происхождения, эти столь разные восхитительно-живые мифы пели о любви и смерти, о смене времен года и крахе иллюзий, о правительствах и дворцовой страже. Они пели перед миллионноголовыми толпами и перед небольшими компаниями людей, и для одинокого работяги, бредущего домой с городской верфи, и в глухих закоулках, в уютных вагонах пригородных поездов, в роскошных садах на вершинах Двенадцати Башен, на аристократическом званом вечере у Алексиса Спиннела. Но с тех пор как возник институт, воспроизводить «Песни» Певцов при помощи технических средств (включая публикацию текстов) строжайше запрещено, а закон я чту, как чтят закон только люди моей профессии. И потому вместо песни Льюиса и Энн предлагаю вам данное, пусть и бессмысленное, разъяснение.

Песня оборвалась внезапно — и Певцы открыли глаза. На лицах их отразилось то ли замешательство, то ли презрение.

Ястреб еще не очнулся; на губах его сияла слабая, удивительно беззащитная улыбка восторга. Глаза Эдны сверкали. Я же… нельзя судить, не видя себя со стороны; но было ощущение опустошенности, покоя и нежной печали. Льюис и Энн пели неподражаемо.

Алексис очнулся быстрее других. Заботливо оглядев гостей, он снова включил бар — и тот, рыча, обрушился на гроздья льда. Слушатели приходили в себя, но аплодисментов не было, лишь тихие восторженные возгласы и шепотливый обмен впечатлениями. Регина Аболафия негромко заговорила с Алексисом. Я попытался прислушаться, но мой бокал уже был готов.

— Да, благодарю… — перехватив портфель, я с улыбкой взял напиток. Когда сенатор Аболафия отошла от Певцов, они взялись за руки, по-прежнему глядя друг другу в глаза. Потом они присели.

Какое-то время я стоял один в кольце деревьев и слушал музыку: туш де Лaccyca в трех канонах, аранжированный запрограммирован для аудиосистем. Вспомнилось: в последнем номере какого-то литературного еженедельника отмечалось, что это единственный способ избавиться от необходимости освоения тактовых перепадов, навязанных современной музыке пятью веками ритма. Еще с неделю это будет модным развлечением на вечеринках.

— Простите…

Обернувшись, я увидел Алексиса. Руки его откровенно дрожали, словно скучая по бокалу. Он был чем-то взволнован.

— …но если верить нашему юному другу, у вас есть то, что могло бы меня заинтересовать.