Дмитрий Изюм: Туда где твоя кровь

Повезло, что Светка оказалась дома — не пришлось до вечера под дверью куковать. Хотя, часа полтора всё равно прокуковал, пока мама с дядей Валерой не подъехали. Напугалась Светка до икоты и дверь открывать не хотела ни в какую. Хорошо хоть маме додумалась позвонить, да и то минут через сорок. А вроде не маленькая уже — четырнадцать лет. Понять ее, конечно, можно — был невысокий, толстый и мягкий старший братик, а тут волосатая орясина с дубиной, да еще через глазок. Хорошо, хоть не милицию вызвала. Хотя, дядя Валера — чем не милиция? Целый полковник, какой-то полиции.

А мама вот сразу узнала, плакала всё и плакала. Сперва сама, а потом вместе со Светкой. В конце концов они конечно успокоились и сразу давай мыть, кормить и радоваться. А дядя Валера — мамин брат и бывший батин командир, молча поглядывал на всю эту суету и ждал своего часа. Дождался. Когда они уже сидели на кухне, а Санька заново обживал свои старые треники, оказавшиеся коротковатыми, но по объему вполне ничего, дядя Валера тихо сказал: «Рассказывай». И Санька рассказал. Всё как было, ничего не скрывая, даже кружки на столе без рук подвигал ради доказательства.

— Вот так значит. Убежище… — Задумчиво сказал дядя Валера. — И отец, говоришь, вполне так же мог пропасть?

— Учитель говорил — способности чаще всего по наследству передаются.

Мама опять заплакала — слишком это для нее. Отец пропал шесть лет назад. Сослуживцы ей тогда рассказывали, а мелкий Санька слушал под дверью: «Чехи. Заслон. Отступили. Взрыв. Тело не нашли.»

— Что думаешь делать? — спросил дядя Валера.

— Поступать. В Академию. А потом искать то Убежище, в которое он попал. Учитель поможет.

— Ты так уверен? Почему же он до сих пор не вернулся?

— Потому, что мне с Учителем повезло. А сам бы я лет десять до всего доходил, если бы с ума сперва не сошел. Учитель так и говорил — просветление или наступает или не наступает совсем. А Убежища делали в расчете на подготовленных магов, либо просто магов тогда было много и Убежища никогда не пустовали. А может и дежурил там кто-нибудь специально, типа спасателей.

— Когда? Когда поступать? — Тихо спросила мама.

— С двадцати лет берут, не раньше.

— А сейчас что делать будешь?

— Учиться. Школу закончить надо. И готовиться. Учитель много чего сюда заложил. — Санька ткнул себе в лоб, — Чего я не умею еще, а надо уметь. Иначе не примут.

— Ох, ты же столько пропустил. Да еще в розыске.

— С розыском решим. Легенду проработаем. — Спокойно сказал дядя Валера, — И со школой поможем, есть к кому обратиться. Ты только способностями своими не свети направо и налево, а то заинтересуются кому положено. И тогда не видать тебе академии, исследовать тебя будут, да контакты с другими цивилизациями устанавливать. А мне Олег тут нужен. Живой. Цивилизации подождут. Понятно?

— Понятно.

— А правда, что ты сбежал, чтобы шаманом стать и отца найти? — Шепотом спросила Верка почти касаясь губами уха. Чуть не оглушила. И мурашки. Бр-р-р.

— Правда. — Так же тихо буркнул под нос Санька, а про себя усмехнулся.

Дядя Валера подошел к вопросу серьезно, нашел где-то на севере старого пьяницу-шамана, свозил туда Саньку для знакомства, и за годовой запас огненной воды обо всём договорился. Что де жил мальчик, учился, говорил, что сирота. И начальнику местному шаман про мальчика говорил, когда вместе в транс входили. А начальник-то потом с белочкой в тундру убежал, да там и замерз. Не гнать же мальца зимой? Да и летом у них тоже не жарко. Вот и жил пацан у него, шаманству учился, да по хозяйству помогал. Если надо — все соседи и медведи подтвердят, только наливай. Под это дело шаман чуть было не выбил запас на второй год. Санька шаману улыбался, хоть в чуме у того ни одного духа отродясь не бывало, зато воняло знатно. А вокруг на многие километры простиралась мертвая и мерзлая земля, населенная полумертвыми от алкоголя людьми. Откуда там духам взяться? Они давно уже все разбежались от такого.

Зато вот дома, на чердаке их многоэтажки, обнаружился самый настоящий домовой. В Убежище таких не было, но Учитель про них рассказывал. Везде, где люди долго живут, рано или поздно заводится мелкая магическая живность, от чувств людских питающаяся. И каких чувств больше — такой у живности и характер. Домовой косил под вечно поддатого косноязычного сантехника, ходил ночами по чердаку, гремел какими-то железками, болтал невнятно, иногда дико ржал. Люди звонили в ЖЭК — там сильно удивлялись и вызывали участкового для отлова бомжей. Участковый, иногда с нарядом, а иногда с дежурным от ЖЭКа лазил по чердаку и сильно матерился. А когда они уходили не солоно хлебавши — обычно прорывало трубу или перегорали какие-нибудь провода. Через пять-шесть таких форс-мажоров жильцы звонить перестали. Ну ходит, ну гремит иногда — зато трубы и провода целы. А что смеется громко — ну так радость у человека, с кем не бывает…