Сакс Ромер - Золотой скорпион

Его металлический голос слегка вибрировал, и это свидетельство его гигантского самообладания было ужасно. Фо Хи вытянул вперед свои длинные желтые руки, подходя к ней шаг за шагом, пока не оказался над съежившейся девушкой. Не в силах противиться его воле, она взглянула в его горящие глаза, которые не могло скрыть покрывало, и когда она встретила этот немигающий пристальный взгляд, то ее глаза расширились и застыли, как у лунатика. Мгновение Фо Хи стоял неподвижно, охваченный страстью, затем он опустился на колени и грубо схватил ее.

— Твои глаза сводят меня с ума, — прошипел он. — Твои губы насмехаются надо мной, и я знаю, что все земное величие — это только мираж, пустые мечты и ничтожная пыль. Я предпочту быть пленником в твоих руках, чем быть небесным императором. Твоя свежесть опьяняет меня, Мёска. Я весь горю!

Беспомощная, окутанная паутиной его могучей воли, Мёска подняла голову, и постепенно выражение ее лица изменилось. Страх исчез с ее прекрасного лица словно по волшебству. Выражение ее лица стало спокойным, и в конце концов на ее губах появилась обольстительная ласковая восточная улыбка. Все ближе и ближе надвигалось на нее зеленое покрывало. Затем, издав резкое восклицание, Фо Хи оттолкнул ее от себя.

— Эта улыбка предназначена не мне, а ему! — крикнул он гортанным голосом. — А! И я мог бы проклясть ту власть, к которой стремился, и отказаться от нее ради земных радостей! Я, тот, кто гордился тем, что может управлять своей волей, — я читаю в твоих глазах, что заставляю полюбить меня! Я хочу получить дар, а могу получить только дань!

Мёска со стоном распростерлась на диване. Фо Хи стоял без движения, глядя прямо перед собой. К нему вернулось его ужасное спокойствие.

— Это — горькая правда, — сказал он. — Для того, чтобы завоевать мир, я должен отказаться от своего права мужчины на победу над женским сердцем. Китайская мудрость так глубока. Я сделал ошибку, когда сломал кнут. Я ошибся, когда засомневался в своем собственном предвиденье, которое говорило мне, что улыбки, которых я не могу добиться, легко дарятся другому… и, возможно, также и поцелуи. По крайней мере, я могу отбросить свои жалкие сомнения.

Он пересек комнату и ударил в гонг, висевший между дверьми.

Когда Мёска, съежившаяся на диване, посмотрела в сторону закрытых дверей, на ее лице появилось выражение страдания. В это время Фо Хи стоял в центре комнаты, повернувшись спиной ко входу. Тихо раздвинулись створки лакированной двери, и вошел Чанда Лал. Он приветствовал китайца, у которого лицо было скрыто под покрывалом, но ни разу даже не бросил взгляд в сторону дивана, откуда за ним безумными глазами наблюдала Мёска.

Не поворачивая головы, Фо Хи, который, кажется, почувствовал присутствие безмолвного индуса посредством шестого чувства, указал ему на длинные розги, стоявшие в углу комнаты.

С ничего не выражающим лицом бронзовой статуи Чанда Лал пересек комнату и взял розги.

— Тум самагхте хо? (Ты понял?) — сказал Фо Хи.

— Майн тумбару бат манунга (Ваши приказания будут исполнены), — ответил он.

— А! Господи! Нет! — прошептала Мёска. — Что вы собираетесь делать?

— Ты всегда плохо понимала индустани, Мёска, — сказал Фо Хи.

Он повернулся к Чанда Лалу.

— Делай свое дело, пока не услышишь звук гонга, — сказал он по-английски.

Когда Чанда Лал, так ни разу на нее и не взглянув, вышел с розгами в руках и закрыл за собой дверь, Мёска вскочила на ноги. Фо Хи повернулся и оказался с ней лицом к лицу.

— Та'ала хина (иди сюда), Мёска! — сказал он мягко. — Ты предпочитаешь, чтобы я говорил на мелодичном арабском языке? Иди ко мне, прекрасная Мёска. Дай мне почувствовать, как твое страдающее сердце забьется, как пойманная газель.

Но Мёска отшатнулась от него и так побледнела, что у нее побелели даже губы.

— Очень хорошо! — Его металлический голос снизился до шипения. — Я не буду применять силу Ты сама предложишь мне свою любовь. Ты знаешь, что для меня не существует таких мотивов, как ревность и месть. Все, что я делаю, я делаю с определенной целью. Твое сострадание явится тем рычагом, который направит тебя в мои руки. Ты обуздаешь свою ненависть.

— О, вы не знаете пощады? В вашем сердце нет ничего человеческого. Я ненавижу вас!

— Твои глаза очень красноречивы, Мёска. Я храню в своей памяти два выражения этих прекрасных глаз. Когда они смотрят на меня, то я читаю в них ужас и отвращение, но когда они смотрели вслед моему гостю, то они сладостно замирали. Послушай! Ты ничего не слышишь?