Сергей Синякин - Дар случайный

Лехе было чуть за тридцать, он был невысоким и кудощавым, с внимательными карими глазами, этакая смесь жулика, фантазера и бабского угодника. В последнем Леха преуспевал, потому и звали его Баптистом; не за приверженность к баптизму, наоборот, сознание Лехи тяготело к индуистским божествам. Баптистом его прозвали за способность тискать баб в любых количествах и в любых, пусть даже антисанитарных условиях. Женщины вокруг Лехи кружились мотыльками, котя при виде его маслянисто и ласково поблескивающих глазок было ясно, что такой поматросит и обязательно бросит. Волосы у Лехи были крашеными и оттого пегими, а нижнюю часть лица обрамляла такая же пегая реденькая бороденка. Поселившись у Завгороднева, Леха Баптист половину первого дня обживался, вторую половину восстанавливал прежние связи с волгоградскими женщинами, а весь последующий день заводил сзязи новые, причем активное участие в налаживании таких связей играли прежние знакомые Лехи. Потом два дня его не было, и где его носило знали только два древних божества - Вакх и Афродита, но они жили в солнечной Греции, а это было слишком далеко, чтобы расспрашивать их об этом.

Явившийся Леха Баптист был усталым и даже можно сказать изможденным, но это была сладкая усталость человека, тратившего силы на получение собственного удовольствия. В том, что такое удовольствие было получено, сомневаться не прикодилось, уж больно самодовольно и медвяно поблескивали его сытые и умиротворенные глазки.

Леха явился не один. С ним была какая-то соплюшка лет шестнадцати, ну, от силы, семнадцати. Судя по ее внешнему виду, девица особым интеллектом обременена не была, а ее речь, как оказалось впоследствии, полная вульгарных словечек из новомолодежного жаргона, могла бы покоробить даже быкующих на дискотеках подростков. Вид у нее был соответствующим - линялые джинсы, кофточка, открывающая впалый живот и выпирающие ребра, копна растрепанных и давно не мытых волос над грубоватым, но миловидным личиком, на котором выделялись фиолетовые от ядовитой помады губы и блудливо шарящие по сторонам глаза. Девица внимательно и бесстыже оглядела Завгороднева, оценила его и видно было, что особого интереса Борис Александрович у нее не вызвал.

Они прошли в комнату, где девица немедленно принялась обживаться. Видно было, что количество книг, особенно на иностранных языках, ее потрясло, но не восхитило. Покоже было, что любителей чтения девица держала где-то между импотентами и дебилами.

Леха Баптист рухнул в кресло и, не стесняясь девицы, начал жаловаться на жизнь. Причины для жалоб были - Леха позавчера отправился к одной из своих прежних знакомых, из числа тех, с которыми он общался в прошлом году. Девица была опробованная, но коварная - даже не сказала Лехе, что вышла замуж. Тем более она его не предупредила, что этот муж может вернуться домой в любое время. А он и вернулся. Появился, подлюга, в самый разгар брачного танца, доставив Лехе несколько незабываемых, но малоприятных минут.

Спасибо, вот, Маринка поняла и выручила, кивнул Леха на девицу, которая уже с ногами забралась в кресло и рассматривала альбом фантастической живописи, в котором мускулистые и шипастые красавцы соседствовали с не менее мускулистыми и грудастыми красавицами. По живо заблестевшим глазенкам девицы было видно, что ей нравятся и те, и другие.

Леха Баптист и девица пришли не с пустыми руками, да и у Завгороднева, по законам фэновского гостеприимства, стояла в холодильнике трехлитровая банка водки, настаивающейся на клюкве. Жрать, правда, было нечего, но нашлась пачка макарон, и Леха ласково принудил девицу Маринку к их приготовлению. Готовила она с неохотой, а потому и макароны получились слипшимися и несолеными. Более всего они напоминали недоваренные полиэтиленовые трубки. Правда, под "клюковку", как ласково называл свой напиток Борис, эти макароны пошли за милую душу. Дама от "клюковки" презрительно отказалась и сейчас баловалась аперитивом "Абрикосовый аромат", томно поглядывая на 3авгороднева и своего кавалера. Видно было, что она решала про себя какой-то неразрешимый вопрос. Похоже, что обстановка квартиры на нее произвела неизгладимое впечатление и Марина прикидывала, с кем ей придется спать - с кем-то одним или сразу с обоими, а также стоит ли ей при этом сопротивляться, и не чревато ли сопротивление будет какими-либо побоями.

Потенциальные кавалеры и любовники на ее терзания не обращали никакого внимания, потягивали "клюковку" и вели, по ее разумению, глупые и нудные разговоры о каком-то Ване Кришномуде, Асинхаре Хабкарату, потом заговорили о какой-то Аэлите, начали вспоминать общих знакомых, а потом Борис Александрович Завгороднев принялся жаловаться Леше Баптисту на свою неудачную жизнь, и чем больше они пили, тем жалостливее изъяснялся хозяин квартиры.