Константин Ситников: Еще одно странное дело полковника Зислиса

Итак, Шнайдер... Шнайдер заявился к нему в кабинет час назад...

Да (он посмотрел на часы), теперь уже ровно час. Без всякого вызова и приглашения, по собственному, так сказать, почину.

Человек он был самоуверенный и бесцеремонный, а тут показался полковнику и вовсе высокомерно-пренебрежительным, даже брезгливым. Не только по отношению к нему, полковнику Зислису, лично, но и по отношению, так сказать, ко всему человечеству.

Он, опять же без приглашения, уселся на жалобно пискнувший под ним стул для посетителей, откинул полу белого своего хирургического халата, запустил в оттопыренный карман брюк толстые пальцы и вынул мятую пачку папирос. Зислис, с неприязнью наблюдавший за его действиями, в сотый уже, наверное, раз подумал: не понимаю, как он этими толстыми своими пальцами умудряется копаться в человеческих мозгах. И не мозгАх даже, а мОзгах, именно так... Шнайдер был нейрохирург фантастический. Он бы давно Нобелевскую премию получил, если бы все его работы не были строго засекречены. В этом Зислис был твердо уверен.

Закурив и выпустив толстые струи дыма из волосатых ноздрей, фантастический нейрохирург Шнайдер сначала сделал гримасу:

растянул до упора толстые свои губы, выкатил белесоватые глаза, словно хотел выскочить из собственного лица, а потом, вернув лицо в нормальное состояние, заговорил, размеренно и увесисто. И начал он с того, что сразу, ни за что ни про что (это и показалось Зислису самым обидным), принялся его, Зислиса, оскорблять.

- Видели вы, Савл Игоревич (он всегда как-нибудь искажал его имя, это, по-видимому, казалось ему чрезвычайно остроумным), видели вы, как бегает по лабиринту подопытная крыса? Ей кажется, она занята жизненно важным делом: поиском выхода. А в действительности другие крысы, только побольше и в белых халатах, изучают на ней поведенческие реакции. Или думают, что изучают. Вот так же и вы, Савл Игоревич, хочу сказать вам, как та несчастная крыса...

Зислис с трудом удержался от резкости.

- Вы пришли ко мне только за этим?

- Нет, - спокойно возразил Шнайдер, - не только за этим. Я принес результаты лоботомии и... некоторых моих экспериментов.

Весьма любопытные.

- Ну, так давайте их!

И опять Шнайдер сделал гримасу, как будто сейчас выскочит из своего лица.

- Они здесь, - сообщил он и постучал себя толстым согнутым пальцем по обширному лбу.

Увидев, как дернулось у Зислиса веко, Шнайдер расхохотался.

Зислис смотрел на него с ненавистью.

Насладившись его бессильной злобой, Шнайдер приступил:

- Я исследовал его центральную и периферийную нервную систему. В ней я заметил некоторые отклонения от нормы, то есть, разумеется, того, что мы считаем нормой...

- Поясните, пожалуйста, - попросил Зислис.

Как только перешли к делу, он сразу перестал испытывать к Шнайдеру какую бы то ни было неприязнь. Перед ним сидел эксперт и умница, и не раздражаться на него надо, а внимать каждому его слову и пытаться понять как можно точнее.

- Я хочу сказать, что его нервная система отличается некоторыми особенностями, которые могут напоминать те или иные известные нам отклонения, но которые собственно отклонениями не являются.

- Не понимаю, - признался Зислис. - Он что, был болен?

- Наоборот! То есть, с точки зрения нашей нормы, его нужно было бы признать больным.

- А что, - осторожно спросил Зислис, - может быть другая точка зрения?

Но Шнайдер проигнорировал его вопрос. Вместо этого он сам спросил:

- Вам излагать только наблюдения или и мои интерпретации тоже?

- Интерпретации тоже, если можно, - попросил Зислис, а про себя подумал: "Какого черта пойму я в твоих наблюдениях!"

- Так вот, - проговорил Шнайдер важно, закуривая вторую папиросу, - у нашего... э-э-э... подопечного... мозговые полушария разделены. Не хирургическим способом, заметьте, как это иногда делают при эпилепсии, а, так сказать, самой природой-матушкой.

- И что же это означает? - спросил Зислис. Он попытался скрыть свое разочарование. Признаться, он ожидал услышать что-нибудь совсем уж необычное. Например, что у их "подопечного" имеется биолокатор, как у летучих мышей, или еще что-нибудь в этом же роде.

- Это означает, что у него два относительно автономных сознания.

Две, так сказать, личности в одной черепной коробке. Науке известны случаи, когда нечто подобное возникало в результате хирургической операции, но чтобы это было от рождения...

- Так он что, генетический урод?

- Я бы не спешил с выводами. Я исследовал его таламус. Так вот, дорогой мой Павел Игоревич, у нашего подопечного он не связан с лобными долями.