Под одобрительный шум он вынул из кителя плоский кожаный футляр, в котором оказался манускрипт тонкого белого шелка, украшенный цветными миниатюрами. Мы тотчас столпились вокруг него, и даже Иннокентий Филиппович соизволил вставить в глаз монокль. - Любопытственно будет послушать, что нам сейчас зачитают, - сказал купец Пчелкин, наливая себе полную рюмку водки. Он да Иннокентий Филиппович были единственные, кто не тронулся с места. Все остальные, даже почтенный наш председатель Валентин Петрович Полозков, обступили лейтенанта вокруг, с любопытством разглядывая древний манускрипт. Ручаюсь, большинству из нас прежде никогда не доводилось видеть ничего в этом роде. Миниатюры были необычайно правдоподобны и одновременно фантастичны. На одной был изображен японец в окружении трех полуобнаженных баядер, которые оплетали его своими гибкими телами, как змеи. При этом из их сладострастных уст выползали длинные, узкие языки с раздвоенными концами. - Так я начну, - сказал лейтенант. - Начинайте же скорей! Он приступил. Ниже я привожу точную выдержку из означенного труда, сделанную в тот же вечер самим лейтенантом Обненским по моей просьбе: "Ката-шине-каза (видите ли, вставил лейтенант, это - название, и оно не переводится, скажу только для ясности, что словом каза обозначаются здесь все болезни венерического рода. Так я продолжаю), или сыпь в паху. В поперечных складках между бедром и животом появляется сначала краснота, потом припухлость, сопровождаемая мучительною болью и жаром; через некоторое время припухлость нагнаивается, затем нарыв вскрывается и из него вытекает много гноя..." Здесь нет нужды приводить весь трактат, приведем лишь окончание главы: "Нопдо-фуки-каза, сыпь в зеве. Яд сыпи в крайней плоти поражает верхние части тела, лицо и голову. Болезнь продолжается всего несколько дней. Разрушаются голова, кожа, кости. Далее поражаются уши, появляется сыпь в носу или слепота. Иногда также опухают или становятся болезненными нижние конечности. Больные подвергаются процессу гниения. Яд разрушает все тело, яички покрываются набухшими и гангренозными пустулами, появляется множество дефектов ткани. Наконец, разрушается вся поверхность тела." - Вот, господа, - сказал лейтенант Обненский, закончив чтение, - извольте видеть. Я не доктор, но скажите, отвечает это описание вашему случаю? Все оборотились к профессору Изборскому. Даже купец Пчелкин с рюмкою водки в руках и тот подался вперед. Иннокентий Филиппович важно уронил монокль в ладонь и покивал головою: - Что ж, - молвил он. - Это весьма вероятно. - В таком случае, что же, - сказал Павел Антонович, - выходит, эта позабытая форма только притухала, чтобы потом снова заявить о себе. Но позвольте, ведь где-то же она должна была сохраняться все это время? - Полагаю, сие так и суждено остаться тайною природы, - сказал Андрей Андреевич. - Аминь, - заключил купец Пчелкин и, опрокинув в бороду очередную рюмку, с необыкновенно важным и самодовольным видом обратился к лейтенанту: - А что, желательно узнать, на каком судне изволите служить? У вас это, кажется, так называется? - Да, на судне, - скромно подтвердил лейтенант, ставший нечаянно героем вечера. - Эскадренный броненосец "Ослябя".**) Разговор перешел на военно-патриотическую тему, и теме медицинской была дана временная отставка. Андрей Андреевич сказал, что нам, по примеру германского кайзера Вильгельма II, следовало бы для каждой библиотеки отпечатать копию "Влияния морской мощи на историю",***) тогда бы, возможно, мы имели больший успех, чем десять лет назад китайцы. Потом заговорили об Англо-японском альянсе, торпедах с пропеллером, скорострельной артиллерии и новейших пулеметах. Валентин Петрович, только что вернувшийся из Италии, рассказал о прошедшей в Миланском театре а-ля Скала опере "Мадам Баттерфляй" с музыкой Джиакомо Пуччини, который видел постановку Лонга в Лондоне.
II.
Чудно довольно устроена жизнь наша. Еще вчера я не помышлял ни о чем таком. И вот на тебе!.. И угораздило же меня повстречаться с Петей Румянцевым. Правда, когда-то мы были за приятелей, так ведь это когда было? В гимназические еще годы. Направлялся Петя за какою-то надобностью в Веселый Поселок. Вид он имел пообтрепанный, но довольный. Несмотря на мороз, на голове у него был нелепейший какой-то картуз, а озябшие руки он прятал в рукава дрянного пальтеца. Пока мы беседовали, он приплясывал на снегу длинными ногами в рваных башмаках. Это у него привычка была такая - приплясывать и подмигивать при каждом слове.
Читать дальше