Ант Скаландис - Здравия желаем, товарищ Эрот !

Ну, это элементарно, говорю я. Мы строимся в шеренгу... Равняйсь! Смир-на! Равнение на-а... средину! И гаркаем дружно, как один: "Здравия желаем, товарищ Эрот!" Лирический отчет №2

Эдичка, козлик мой! пропела Любаша сладким голосом.

Сделай мне водичку погорячей. Я с вашим терморегулятором никак не научусь управляться. А ты умеешь. Слышь, Эдичка! Мокрая Любаша стояла в дверях моей каюты, кокетливо обернувшись полотенцем, которое закрывало ей не больше полутора грудей и максимум две трети живота. А я только ещё продрал глаза, был размягчен, ленив и нежился под одеялом.

Ну уж нет! отозвался я, зевнув. Так просто я ничего делать не буду. Ты сначала станцуй! И присев, я стал устраиваться поудобней, как зритель в кресле, кутался поплотнее в одеяло, подбирая под себя его края.

Любаша состроила недовольную рожицу, но потом грациозно перешагнула через комингс (никогда не понимал, какого хрена на звездолетах делают комингсы потопов-то у нас не бывает!) и, картинно вытянувшись передо мной по стойке "смирно" (при этом полотенце продолжало прикрывать лишь половинку одной груди и максимум шестую часть низа живота), потребовала:

Музыку давай! Я дотянулся до дистанционника, валявшегося на тумбочке, и хотел врубить по ящику столь полюбившийся нам круглосуточный музыкальный канал.

Однако канал откликнулся бледно-розовым мерцанием экрана и гробовой тишиной.

Тьфу ты, елки зеленые! обозлился я. Вся техника сегодня против нас! И включил маленький плейер с каким-то замшелым шлягером типа "Уведу тебя с орбиты, уведу в далекий рейс!..". Это пела в свое время знаменитая советская группа с жутко неблагозвучным названием "Коллапс звезды".

Однако замшелость шлягера Любашу мою нисколько не смутила. Она изобразила такой изысканный стриптиз, используя в качестве атрибута одно-единственное полотенце, что увела меня с орбиты в безумно далекий рейс, и я, конечно, тут же проснулся, и в душ её отпустил далеко не сразу, точнее, вообще не отпустил мы туда вместе пошли.

А вода действительно даже при максимальном нагреве текла еле теплая, противная, как остывающая кровь. (Фу, какое неаппетитное сравнение подвернулось!) Я заглянул в регулятор. Ага! Так и есть.

У тебя спички не найдется? Если бы Любаша понимала по-болгарски, она бы ухохоталась от моего вопроса. Я однажды общался с болгарскими конструкторами на Габрове-36, и наслушался от них достаточно, что такое "пичка" и что такое "не с пички". Но оставим эти пахабные шуточки для болгар.

Англичане куда как милее зовут эту штуку "пусси", то есть "киска". А я ведь не шутил совсем, я говорил всерьез.

Спички?! изумилась Любаша и машинально провела ладонями по обнаженному телу.

Спичек в карманах не оказалось. Равно как и самих карманов, но жест получился очень эротичным.

Однако я мечтал в тот момент всего лишь о теплой воде и поспешил прояснить свою мысль:

Понимаешь, Кешка опять вытащил мою спичку, чтобы в зубах ковырять.

Объясняешь ему, объясняешь, что она тут вместо прокладки, а ему все по хрену...

И тогда Любаня моя начала неудержимо хохотать без всякого знания болгарского, а я прошлепал мокрыми пятками в кают-компанию. Там сидели очень довольные друг другом Наденька и Казанов.

Хорошее место нашли, одобрил я.

Оставалось только предположить, что Кеша с Верочкой развлекаются где-нибудь на энском складе посреди груды наших замечательных подфарников.

Спички дай, попросил я.

Димка кивнул мне в сторону клавиатуры главного компа, я взял из коробка штуки три на всякий случай и пошел обратно в душевую.

Однако поблаженствовать под горячими струями нам так и не дали в то утро, будь оно трижды проклято.

Раздался короткий пронзительный сигнал, и наступила тишина. Это было страшно и тревожно. Я не сразу понял, что мне особенно не понравилось, но сосущее чувство под ложечкой возникло тут же.

Кончалась вторая неделя, как мы жили в нашем маленьком незаконном раю. В раю, украденном у государства, у партии, у Госкомсекса и Минмежгалтранса.

Конечно, мы подумали о возможных последствиях и даже сочинили несколько вполне сносных легенд на все случаи жизни, но если говорить всерьез, основная надежда была на авось, на бардак и на перестройку (если б кто ещё знал, что это такое перестройка!), а уж в последнюю очередь на Димкины деньги, Кешины связи и мои полномочия. Мы понимали, что дело может закончиться совсем хреновенько, но слишком уж нам было хорошо, так хорошо, что мы все шестеро ощущали себя вне времени и пространства, вне партий, комсомолов, законов и приказов.