Павел Загребельный - Долина долгих снов

— Я узнал ужасную новость в дороге…

— Вы о чём? — всё ещё не желая отказаться от надежды на возвращение Максима и Поли, спросил профессор.

— Вот об этом, — сказал Дмитрий, вынимая из кармана тот самый номер газеты, в котором было напечатано трагическое сообщение.

— Вы считаете, что с ними могло что-то случиться? — воскликнул профессор.

— К сожалению, — вздохнул Петрюк. — Если бы не моя нога, я бы не оставил их. Они оба такие неосмотрительные, такие несерьёзные.

— Но что у вас с ногой?

— Пустяки: вывих. Но по горам лазить трудно. Да что по горам: я едва взобрался к вам на второй этаж.

— Надо было бы полежать.

— Как же я могу лежать, когда такое несчастье с товарищами! Вот только заехал с аэродрома в клинику, завёз домой вещи — и прямо к вам.

— Видите, — сказал профессор, — я уже хотел было вылететь в Киргизию, но вчера получил письмо от Кочубея.

— Письмо? — живо переспросил Петрюк. — Что же он там пишет?

— Он пишет, что они решили отдохнуть где-то на пастбищах и потому не возвратятся на турбазу.

— Не возвратятся, — печально вздохнул Дмитрий и рассказал профессору о том, как прибежала с гор осиротевшая Битка.

— Выходит, — сказал профессор, что уже тогда, когда письмо шло в Киев, Максима и Поли не было в живых?

— Ну, к чему такие предположения, Иван Терентьевич! — воскликнул Петрюк. — А вдруг они живы-здоровы?!

— Будем надеяться. Но как бы там ни было, я должен сегодня же лететь в Киргизию. В их несчастье прежде всего виновен я.

— Совсем не вы, а я, — поднялся с кресла Дмитрий. — Ведь это я уговорил их поехать на Тянь-Шань.

— Я должен был вернуть вас с дороги, — не соглашался профессор.

— Мы бы не вернулись, — упрямо стоял на своём Петрюк. — И именно потому, что главный виновник всего — я, я и пришёл к вам просить разрешения поехать вместе с вами на розыски Максима и Поли

— А ваша нога?

— О, мне сказали в больнице, что ещё три-четыре дня — и уже можно будет ходить почти свободно.

— Я бы всё-таки вам не советовал, — попробовал отговорить Дмитрия от его намерения Иван Терентьевич.

— Нет, нет, моё место там и только там! — решительно запротестовал Петрюк.

— Ну что ж, я подумаю, — пообещал профессор. — А сейчас я позвоню на аэродром.

Однако выяснилось, что нужный им самолёт будет только завтра утром. Это ещё больше взволновало Ивана Терентьевича, и он стал звонить всем своим знакомым, сообщая о несчастье и прося помочь ему как можно скорее вылететь из Киева. Но из этого ничего не вышло.

— Что ж, — развёл руками профессор, — тогда до завтра. Приезжайте прямо на аэродром. О билетах я позабочусь. Но смотрите, чтобы с ногой всё было хорошо!

— Будьте спокойны, Иван Терентьевич, всё будет хорошо! — весело воскликнул Петрюк и захромал к выходу.

Профессор сам закрыл за ним дверь и несколько минут стоял, прислушиваясь к постукиванию палки по каменным ступеням, хотя вряд ли он слышал это постукивание, так как его голова была занята совсем другими мыслями. Вывел его из задумчивости звонкий голос Андрейки.

— Дедушка! — кричал внук. — Идите-ка сюда, посмотрите!

— Что там ещё? — усмехнулся профессор и направился в столовую, у окна которой стоял внук.

— Смотрите, смотрите, — прошептал тот. Иван Терентьевич подошёл к окну, посмотрел вниз на улицу и не поверил своим глазам. По тротуару, весело помахивая толстой палкой, быстро шагал Дмитрий Петрюк, и даже самый опытный врач не мог бы сказать, что минуту назад у этого юноши была больная нога.

— Гм, — пробормотал профессор, — странно, очень странно. Что ты на это скажешь, Андрейка?

Но непоседливого внука уже не было возле учёного деда. Иван Терентьевич не отрывал взгляда от Петрюка, пока тот не завернул за угол. Профессор пошёл в свой кабинет. Он хотел ещё раз прочитать письмо, полученное от Максима, и уже достал из ящика стола очки, как вдруг заметил, что письмо куда-то исчезло.

Иван Терентьевич хорошо помнил, что вчера положил письмо на стол, мог даже точно сказать, что именно лежало рядом, но ни там, куда он его положил, ни в ящиках стола письма не было. Куда оно могло деваться?