Однако, как оказалось, мучения его ещё не кончились. Ближе к вечеру, когда на улице уже начинало темнеть, в "Два Башмака" ввалилась целая толпа из пятерых солдат, какого-то местного парня деревенского вида и двоих монахов - одного постарше и второго, молодого, совсем ещё мальчишки.
Бликса испарился из трактира, как китайская ракета.
Солдаты, говоря между собой о чём-то по-испански, тотчас же столпились у горящего камина, словно бы хотели отогреться, прежде чем идти куда-то дальше. Томасу оставалось только лишь надеяться, что они зашли ненадолго, иначе плакала вся его вечерняя выручка - никто из местных не рискнёт сидеть за кружечкой в трактире, где пьянствует испанская солдатня. Впрочем, с ними ведь монахи. Монахи.
Томас замер: монахи и солдаты.
Он снова произвёл в уме два-три нехитрых действия и похолодел.
Солдаты и монахи.
Инквизиция.
Старший из двоих братьев-доминиканцев тем временем подошёл к стойке, пытливым взглядом серых глаз оглядел Томаса с макушки и до пояса и вынул из футляра на груди большой листок бумаги, свёрнутый в тугую трубку. У Томаса от нехорошего предчувствия сжалось сердце.
Испанцы под вечер и так - дурная примета. А этот листок...
- Мир вам, сын мой, - с чуть заметным испанским акцентом поздоровался монах. Листок в его руках неторопливо разворачивался.
- Добрый вечер, святой отец, добрый вечер... Я... Чем могу служить?
- Я хочу спросить вас кое о чём. Вы видели когда-нибудь этого человека?
Хотя в этом не было совершенно никакой надобности, Томас медленно полез в карман, почти повторяя движения монаха, достал оттуда кожаный футляр, а из него - очки в позеленевшей медной оправе, с особым тщанием водрузил их на нос и поднял со стойки листок, уже заранее зная, чьё лицо он там увидит.
Так оно и оказалось.
Сейчас, уже второй раз за день вглядываясь в знакомые черты, Томас вдруг подумал, что ему неимоверно, неправдоподобно повезло, что первым заявился тот мальчишка, а после - тот, второй, и только потом - этот священник-инквизитор и солдаты. Всё это неким странным образом подготовило его к этой внезапной встрече и притупило первое волнение. Очень трудно было бы сохранить спокойствие и это равнодушное, чуть заинтересованное выражение лица, случись священнику опередить тех двоих. "Всё-таки наш Лисс - очень маленький город, - вдруг мелькнула в голове непрошеная мысль. - О, да очень маленький..."
Томас боялся. Томас очень боялся. Но сейчас почему-то даже руки у него не дрожали.
- Нет, - сказал он твёрдо и с сожалением покачал головой. Сложил очки и аккуратно положил их на стойку. - Я никогда его не видел.
- Уверены? - спросил священник.
- Да. Мои глаза не те, что раньше, - несколько неудачно попытался пошутить Томас, - но память у меня пока ещё хорошая. Мне очень жаль, добавил он, обвёл взглядом священника, и его спутников. - Могу я чем-нибудь ещё вам помочь, святой отец?
- Нет. Впрочем, угостите нас пивом. Мне говорили, что у вас хорошее пиво.
- Лучшее в городе.
- Прекрасно. Тогда - пива мне и шестерым моим сопровождающим. Они заплатят. Пива и чего-нибудь закусить.
- Право, не знаю, - замялся трактирщик. - Сейчас уже поздно и плита почти остыла. Яичница? Мясо?
- О, да. Замечательно. Мясо - солдатам, яичницу - мне и моему ученику.
- Тогда подождите минутку.
Пока испанцы располагались в зале, Томас с профессиональной ловкостью наполнил кружки, отнёс их к столу и удалился на кухню. Жену тревожить не хотелось. Он подбросил в печь угля, поддул мехами пламя, снял с крюка две сковородки и принялся за дело.
Оказавшись в своей привычной стихии, Томас несколько подуспокоился и теперь, разбивая яйца и переворачивая скворчащее мясо, уже всерьёз задумался над всем произошедшим. А происходило что-то странное. Томас плохо разбирался в живописи, в рисовании, да и вообще в искусстве. Можно сказать - совсем никак не разбирался. Но всё же в состоянии был понять, что портрет, который был у мальчика, и тот портрет, который предъявил для опознания монах, рисовала одна и та же рука. Неужели мальчишка работал на инквизитора? Да нет, не могло такого быть. Тогда откуда он у парнишки? Спрашивать об этом у монаха не хотелось.
Девятое или десятое яйцо оказалось с кровавыми хлопьями. ТоМас выругался шёпотом и принялся вылавливать и вырезать концом ножа кровавые куски. Мысли его приняли иное направление.
Зачем Жуга вообще понадобился инквизиции? Хотя этого следовало ожидать. Испанцы в последнее время совсем озверели. Святая Церковь видела еретиков, где надо и не надо ("Надо бы кошек из зала убрать", - в тон вдруг подумалось ему). Но травник... Чем мог досадить им травник? Впрочем, было бы желание, а причину всегда можно отыскать. Нелюдимый, неизвестно где проживающий, Жуга всегда был личностью немного подозрительной.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу