Дмитрий Скирюк - Руны судьбы (Осенний Лис - 5)

Иное дело - Западная Европа. Героическая юность христианства кончилась, когда Христова вера вышла из своих подземелий и катакомб и стала государственной религией, а на престоле Римском появились первые христиане. Удивляло другое. Девять веков после этого христианство в своих проповедях и в своей борьбе не прибегало к грубой силе: красоты учения хватало для того, чтоб победить идейного противника. Золтану вспомнились прочитанные им когда-то строки: "Навязывать религию - дело совершенно противоречащее религии". И ещё: "Никого не следует принуждать силою оставаться в лоне церкви". Почему же эти мудрые слова оказались забыты и втоптаны в грязь? Неужели нынешняя церковь не чтит своих святых учителей, своих столпов и основателей - Тертуллиана, Лактанция? Впрочем, - тут Золтан нахмурился, говорить о них как о столпах теперь уже было нельзя: оба в нынешнее время были сочтены еретиками, причём еретиками опаснейшими, особенно первый. [Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан (ок. 600 - после 200) в конце жизни сблизился с монтанисгами и порвал с церковью, которую упрекал в непоследовательном проведении принципов аскетизма и мученичества.]

Да, их труды не прятали, разрешали читать, но само почтение к книгам заставляет монахов хранить в своих библиотеках самые разные труды - от сочинений классиков и описаний сказочных земель до гримуаров колдунов и Alcoranus Mahumedis. [Коран Магомета (лат.)]

Хотя порою сочинения обоих классиков горели на кострах, особенно в Испании и Португалии. Но, в конце концов, церковники могли хотя бы вспомнить, что их отделяло от рождения Христа каких-нибудь сто лет, и зверства римлян, на потеху публике бросавших первых христиан на арену ко львам, были свежи в их памяти, и раны в их душах ещё кровоточили...

Хагг глотнул вина и покачал головой. Чудо, как люди в познание не хотят идти: огнём, да кнутом, да виселицей хотят веру утвердить.

Золтан не был дураком и прекрасно понимал, что инквизиция была реальной силой, на которой отчасти держался христианский мир. Инквизиция была цементом, сдерживавшим кирпичи в стене. Лишь только ересь пустит корни, сразу же произойдёт раскол и мусульманский мир за считанные годы поглотит Европу. Испания и Балканы были тому живыми примерами: если первая сумела объединиться, выстоять и раз и навсегда прогнать захватчиков, то вторые, как и прежде, лихорадило - набеги османских орд сменялись встречными походами арнаутов, боснийцев, сербов и валахов, и наоборот, и конца этому не предвиделось. Единомыслие - страшная сила, всё так. Но почему христианские святоши превратили храм своей любви в кошмарную тюрьму? Неужели только из-за денег?

Золтан хмыкнул. Почесал небритый подбородок.

По всем понятиям выходило, что - да.

Не зря, наверное, в последние десятилетия задавленные люди называли католическую церковь "Синагогой Сатаны". Целые страны объявляли её вне закона - Германия, Англия, а теперь вот и Фландрия...

Жуга, конечно же, был прав: нет резона идти на костёр ни за что, ни про что. Своим поступком травник пощадил испанцев, не убил, но подкосил их, посмеялся и ушёл. Но кто знает, не обрушится ли гнев оскорблённых и униженных церковников на ни в чём не повинных людей? Какой в итоге кровью отольются горожанам их обида?

Имел ли право Жуга так поступать?

Да, все остались живы. Никого не ранили и не убили, разве только вышибли окно и дверь. Но может, лучше было, в самом деле, как предлагал Золтан, прорываться напролом, - убить двоих-троих солдат, чем пользоваться ведовством? Дубина, сталь - понятное оружие, никто бы ничего не заподозрил. А так все видели, как плясали монах и солдаты. Так разве ж кто-то усомнится после этого, что здесь имело место ведовство? Никто. Разве что - Золтан, который всё видел. Но и он не мог бы толком объяснить, как это было сделано. Но Дьявола Жуга не призывал, это уж точно. Такого за ним не водилось.

Он, вообще, не верил в Дьявола.

Золтан допил вино и вновь наполнил свой бокал. Мысли его незаметно поменяли направление.

Какой, вообще, религии придерживался травник? Во что он верил? Золтан точно знал, что он не христианин. Во всяком разе - не католик. Хоть и носил когда-то на груди янтарный крестик с маленькой проушиной, от которого остался только отпечаток на коже - бледный оттиск старого ожога.

Тогда у травника был ещё и браслет с каким-то камнем и фигурными подвесками - на вид уже совсем языческими. Он водил знакомство и с варягами, ещё почитавшими Одина, и со словенами, и с иудеями, - да что там! - травник ухитрялся найти общий язык даже с гномами, эльфами и прочими лесными существами. И те, и другие, и третьи не находили ничего позорящего для себя в общении с ним. Хагг сам неоднократно наблюдал, как старые, убелённые сединами рабби и меламеды уважительно кивали при упоминании о нём. И это был отнюдь не показушный ковод, [Ковод (евр.) - Показное уважение и любезность, оказываемое человеку, часто - безразличному или даже врагу, просто чтоб не ссориться с ним.] здесь было что-то другое. Совсем другое. Сам Золтан как-то назвал это по-тюркски: "барака" - "дар свыше", "нечто выделяющее".