Джон Ринго: Дорога на Дамаск

Я осторожно ползу в сторону неприятеля. Впереди полная неизвестность, и мне в любой момент может прийти конец.

Повидав уже немало схваток на этой негостеприимной, щедро политой кровью земле, я все равно боюсь, как бы грядущее сражение не стало для меня последним. Враги беспощадны и очень искусны в бою. Их командир уже не раз громил правительственные войска, чьи генералы теперь лишь разводят руками.

Я плохо готов к бою, но должен подавить восстание любой ценой. Сейчас на Джефферсоне некому, кроме меня, мериться силами с противником, и никто, кроме меня, не сможет восстановить законный порядок на этой планете. На гражданской войне всегда льются реки крови. Эта — не исключение… Угораздило же меня именно сейчас оказаться здесь…

Больше всего мне не нравится местность, на которой предстоит сражаться с опытными артиллеристами коммодора Ортона. Здесь все на руку противнику. Каламетский каньон — не просто извилистое ущелье в сердце Дамизийских гор. Это настоящий лабиринт разветвленных узких расселин, многие из которых заканчиваются тупиком. В незапамятные времена кора планеты вздыбилась, превратив бесплодную равнину в огромный хребет из глыб песчаника, пересекающий континент от края до края. А древний каньон, выбитый дождями, ветрами и бурными потоками, остался. Вырвавшаяся из недр земли стихия придала ему невероятные очертания, превратив в паутину опасных пропастей, над которой возвышались зазубренные пики Дамизийского хребта.

Я участвовал во всех войнах, которые вело человечество на протяжении последних ста двадцати лет, но мне еще не доводилось сражаться в таких условиях. Помню, как несладко приходилось мне на Этене, но, по сравнению с Джефферсоном, ее поверхность — просто плац-парад. Попадись мне там что-нибудь вроде Дамизийских гор, и людям не видать бы этой планеты как своих ушей! А теперь я даже не знаю, как выбить из такого хаоса ущелий окопавшуюся там армию мятежников! Не даром коммодор Ортон укрылся именно в этих горах!

Проникнуть в Каламетский каньон — или унести из него ноги — можно лишь сквозь Шахматное ущелье. Я миновал его час назад, опасаясь засады, но орудия Ортона молчали. Не нравится мне эта тишина!.. Впрочем, я уже почти не надеюсь перехитрить Ортона, ведь до сих пор он почти всегда водил меня за нос. На поле боя он часто делает бессмысленные на первый взгляд ходы, поэтому предугадать его действия невероятно трудно. Командуй мною офицер Кибернетической бригады, мне не пришлось бы в одиночку принимать такие трудные решения, но сейчас у меня вообще нет командира! По условиям договора Конкордата с Джефферсоном, я обязан выполнять указания президента этой планеты, а он — лицо сугубо штатское. Президент даже не служил в местной полиции, не говоря уже о Силах самообороны Джефферсона! Боюсь, что в бою с коммодором Ортоном от него будет мало толка.

Я с трудом пробираюсь среди скал, из-за которых мне почти ничего не видно, и от роящихся у меня в голове мыслей мне становится все хуже и хуже. Если бы мне раньше не приходилось бывать в этом лабиринте скал и ущелий, то сейчас я не продвинулся бы ни на метр.

Меня не очень пугают торчащие то тут, то там хлипкие домики, амбары и сараи. Если понадобится, я их просто раздавлю! Но я боюсь того, что может скрываться за ними или в них самих.

Впрочем, от противника пока ни слуху ни духу!

Не исключено, что в каньоне вообще не осталось никого в живых. Я воспринимаю лишь нечеткое тепловое излучение в инфракрасном спектре, но и его мне достаточно, чтобы различить вокруг себя тысячи уже окоченевших трупов. Лагеря, где мятежники жили, хранили оружие и обучались приемам партизанской войны, превратились в кладбища. Успей коммодор Ортон бросить в бой всех этих людей, история Джефферсона могла бы принять совсем иной оборот…

Я непрерывно разыскиваю источники энергетического излучения какого-либо оружия, но ничего не нахожу. Подразделения коммодора Ортона растворились среди лесистых горных отрогов. И теперь я должен искать иголку в стоге сена длиной в тридцать семь километров! Я ползу вперед, замирая перед каждым крутым поворотом, у каждой фермы, возле каждого сарая и амбара, пытаясь уловить излучение притаившихся в засаде 305-миллиметровых самоходных орудий или полевой артиллерии. Мои тепловые датчики разыскивают признаки вражеской пехоты, готовой засыпать меня сверхскоростными ракетами или октоцеллюлозными гранатами. С этими штучками я сталкивался достаточно часто, чтобы при мысли о них начать трепетать. На каждом перекрестке я замеряю температуру почвы в поисках мин, которые и так обнаружил бы, если бы мои оптические датчики не вышли из строя. А теперь я могу неожиданно напороться на минное поле и попасть в любую засаду.