Всеволод Слукин - Вас зовут 'Четверть третьего'

Процессы, протекающие в мозгу, тоже имеют определенную частоту -10 герц. Это так называемый альфа-ритм. Кстати, о мозге.

Знаете ли вы, что мы используем наш мозг очень нерационально, что если "мощность" мозга использовалась хотя бы на десять процентов, то человек мог бы выучить наизусть все 12 томов новой энциклопедии. Вообще, мозг - это такая машина, такая машина...

Извините, вам, вероятно, неинтересно. Мозг - это моя слабость.

Именно вот эта большая "емкость" нашего мозга и помогла мне выработать "рефлекс времени", разбудить шестое чувство, а может быть, и создать его вновь.

Я, наверное, утомил вас своими сказками о мозге и времени. А вас, видимо, интересует больше дело господина Никифорова, но ведь вопрос о Никифорове нельзя отрывать от опытов "по "рефлексу времени". Расскажу вам о том, как мы встретились с Никифоровым.

Тринадцатого ноября... Для меня число тринадцать счастливое, но для господина Никифорова...

Впрочем, и для него тринадцатое не .было несчастным. Итак, тринадцатого ноября я должен был ехать в Бауэрсберг. Один из друзей сказал, что там я смогу найти себе пациента. Мне в то время необходим был пациент, вернее, объект для опытов по выработке "рефлекса времени".

Я убедился, что никакого вреда для здоровья ни белым мышам, ни свинкам, ни кроликам, ни шимпанзе опыт не приносит. Но даже шимпанзе не мог мне сказать, чувствует ли он течение времени. Мне нужен был человек. Я искал объект всюду, но сотрудники относились к опытам довольно холодно, скептически. У меня даже была мысль подвергнуться опыту самому. Но здесь имелась другая трудность: за течением опыта я должен был обязательно следить объективным взглядом экспериментатора, не примешивая никаких субъективных факторов. Смог бы я сделать все это над собой? Вряд ли. Поэтому-то я и оказался на вокзале, но случайно (у меня отстали часы) опоздал на бауэрсбергский поезд.

Я сидел на скамейке под навесом и ожидал поезда. Шел противный осенний дождь. Было сыро, но я, погруженный в свои мысли, не замечал ничего. "Нужно скорее заканчивать исследование, -думал я.- Иначе можно остаться без денег, с незаконченными опытами, с несбывшимися надеждами". Мне было очень жаль, что все те люди, с которыми я работал уже много лет подряд, на этот раз не особенно доверяют мне, не верят в успех работы, вообще в необходимость всего этого дела. Но, послушайте, эти опыты имели колоссальное значение как в философском аспекте, так и с точки зрения биологии, физиологии, кибернетики и, конечно, с практической стороны- ведь люди могли обходиться без капризного, ненадежного, зависящего от тысячи различных факторов механизма, называемого часами. Нужно было только использовать естественный ритм жизни организма и с помощью колоссального резерва емкости, которым обладает человеческий мозг, выработать у человека рефлекс времени, "установить стрелки" в этих живых часах и все. Опыты застряли на стадии "установки стрелок". Для этого нужен был объект иссле: дований.

Итак, я сидел на скамейке под навесом, а на краю платформы прямо под дождем стоял какой-то странный человек. Он покачивался, иногда чуть не падал назад.

Иногда его лицо попадало в полocкy cвeтa oт рeсторанной двери, и меня поражали пустые, как будто бы неживые глаза и необыкновенная бледность. Такое лицо и такой взгляд мне приходилось видеть лишь в домах умалишенных да у людей, испытавших сильнейший нервный шок.

Сразу подумалось: вот идеальный объект для испытаний. Я уже говорил, что для опыта нужен был человек с ослабленной волей.

Поэтому-то я и решился подойти к нему и предложить работать у меня. Даже хотел дать ему полуторную зарплату, лишь бы он только согласился. Но когда я подошел к нему ближе и увидел, что он голоден, морально разбит и готов ко всему, то сначала решил пригласить его поужинать. Это было самым верным средством завоевать расположение человека.

8. СКАЖИТЕ, СЕОЛЬКО БУДЕТ ТРИЖДЫ ТРИ

(рассказывает И. Ж. Никифоров)

"Дважды два - четыре, трижды три - девять".

Он извел меня своей арифметикой. Какого черта он ко мне привязался? Пристает с идиотскими вопросами. Посередине разговора вдруг предлагает три раза стукнуть по столу костяшками пальцев через равные промежутки времени. Или вдруг спрашивает: - Скажите, а бывает тридцатое февраля? Кстати, сколько будет шестью шесть?

- Тридцать шесть,- буркаю я в ответ.

И все в таком же духе. Мне просто-напросто захотелось взять со с-ола тарелку и надеть ему на голову. Он, казалось, не замечал моего состояния. А я, что было сил, сдерживался.