Александр Рыжков - ФБР

Но вопреки чудовищным предположениям, игла пробосборника не прикасалась к груди Градова. Женщина прижала к телу старика холодную присоску с тонкой экранированной панелью. Присоска едва различимо пульсировала. Зиновий видел такие только по телевизору в западном сериале про нелёгкую жизнь медиков. Эта бесовая штуковина должна замерять систолические и диастолические тоны сердца, улавливать шумы в лёгких, сканировать большой и малый круг кровообращения и много ещё чего делать, чуть ли не анализ головного и спинного мозга…

Спинной мозг, мать вашу!

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!! — завопил в кляп Зиновий Сергеевич.

Благодаря умелой руке черноволосой суки игла вошла между спинными позвонками и сделала своё грязное дело — отобрала пробу…

— Ну ладно, хорош паясничать, — сварливо произнесла шрамированная.

— А-А-А-А-А-А-У-У-У-У-А-А-А-У-А-У-У-А-А-А-У-У-У!!!

— Какие мы нежные…

— У-У-У-У-А-А-А-У-У-А-У-У-У-А-А!!!

— Ори себе сколько влезет, никто тебя всё равно не услышит, — ухмыльнулась женщина. — Разве что я… Но по секрету тебе скажу, Градов, я уже привыкла. Нет, не то, чтобы удовольствие получаю от ваших криков. Хотя… Нет, не получаю. Больше безразлично к ним отношусь. Удовольствие я получаю от других вещей…

Зиновий ещё какое-то время стонал, но укол морфия, которым наградила его женщина (правда, изрядно подождав, пока бедняга накричится), взял своё.

И вот. Зиновий Сергеевич Градов. Лежит в операционном кресле, похожем на гинекологическое. Прижат к нему плотными прозрачными ремнями. Одежда его надрезана в местах «сбора пробы». Датчик настроения в его руке уже долгое время показывает чёрный сектор. Глаза старика полны слёз…

Женщина сняла с его груди присоску, пролистала результаты замера на экранчике и досадливо зацыкала.

— Что ж, Зиновий, ты мне больше не интересен. С тобой нет смысла работать дальше — ты полная пустышка. Нулевой по всем показателям. Не то, что твой предшественник Виктор Дроздов. С него можно много материала надоить…

«Гори в аду» — устало подумал Зиновий Сергеевич. На большее его измученный мозг не был способен. К тому же морфий расслаблял…

— Пожалуй, я отдам тебя Боно. Он давно меня донимает… Его коллекция изрядно устарела. Он всё порывается создать свой новый маленький шедевр… Ты всё равно пошёл бы на корм собакам… Да, пожалуй, Боно получит своё.

Глаза Зиновия Сергеевича слипались. Он погружался в наркотический сон, полный ватной прохлады и проволочной сладости…

— Время раскрыть карты, — глаза женщины зловеще заблестели. Она десятки раз в день повторяла эти слова, но никогда не уставала, всегда была готова повторить их вновь. Хоть миллион раз подряд: — Второй ингредиент байгана — это люди. Их кровь, их суставная жидкость, их костный мозг, мозжечок, гениталии, да что там говорить — почти любую часть человеческого тела можно использовать. Всё зависит от склонностей организма… И чем выше расположенность к проявлению психокинетической активности, тем ценнее для нас экземпляр. Ты думаешь, почему на психокинетов объявлена охота? Потому, что они социально опасны? Ха! Многие из них даже не умеют толком пользоваться своим потенциалом! По нашему поручению тупые милицейские псы отлавливают их, как кроликов драных. Умно, да? Объявить врагом народа того, кто этому народу и помогает — становится сырьём для дорогостоящего байгана… А таких вот старичков-простачков, как ты, мы пускаем на базовые варианты продукции. В основном это «Пряная ночь» и «Столыпин»…

Она какое-то время молчала, явно размышляя о чём-то своём. Потом ни с того, ни с сего выпалила:

— Я знаю, что ты сейчас думаешь, я знаю! Ты считаешь меня предательницей, убийцей, Иудой в женском обличии! А знаешь, почему я знаю? Потому что я телепат третьей степени! Понимаешь? Или я, или меня… Я выбрала жизнь, мать твою так, Зиновий! Они пытали меня. Посмотри на моё лицо! Я не хочу, чтобы мои части тела синтезировали в добавку к кокаину! Я хочу жить! И ради жизни я готова на всё… И в любом случае, Зиновий, сам посуди — вы старики, обманутые дагонцами простофили, купившиеся на байки про пенсию. От вас всё равно уже нет никакой социальной пользы… Так что ничего личного приятель… Да пошёл ты! Не знаю, что на меня нашло. Твои мысли вредны! Боно разберётся с тобой! Ха-а-а-ха-а-а-ха-а-а! — она рассмеялась так, как смеются душевнобольные. Собственно, почему как?

«Я хочу умереть» — это была последняя мысль Зиновия Сергеевича, прежде чем его рассудок погрузился в психоделический мрак наркотического сна.