Эрик Рассел - Против странного устройства

– То, что вы искали, существовало или существует. Человек вашего склада ума не будет просто так искать вчерашний день.

– Я уже говорил вам, что все это чушь!

– Да вы такой же как все эти трое, о которых я уже упоминал. Говорить не хотите. А на вопросы даете бессмысленные ответы. Теперь вам остается сообщить мне, что нет закона, который запрещал бы людям делать то, что они находят для себя подходящим.

– То, что они делают, может быть вполне невинным, – заметил Брансом.

– Про вас это трудно сказать, – отрезал Рирдон. – Хендерсон, по крайней мере, заимел промтоварный магазин. И как мог объяснить свои причины на это. Мне это нравится. Я хочу работать сам на себя. Я очень доволен этим, я устал от режима, я хочу делать то, что мне хочется и быть независимым.

– Вполне обоснованные причины, сказал бы я.

– Я вас не спрашиваю, – отрезал Рирдон, – эти причины ложны и мы это знаем. Мы нашли Хендерсона в Колумете. Мы задали ему несколько вопросов. Через месяц он продал свое дело и смылся. Двумя неделями позже мы нашли его торгующим в Лейксаде. Таким образом, мы стали следить за ним с безопасного расстояния. У него, видимо, есть основательные причины избегать официального внимания. То же самое с вами.

Брансом изобразил полную скуку и уставился в окно.

– Вас приперло и вы поехали в Бельстон искать выход. Я не знаю в каком виде должен быть этот выход, но вы его не нашли. И вы поняли, куда это вас отбросило. Вы все также приперты к стене. Вы это поняли и носились по Бельстону как крыса в клетке, но ничего хорошего этим не добились.

– Замолчите, – попытался остановить его Брансом.

– Черт за вашей спиной не слез с нее и в Бельстоне, как вы на это надеялись. Он крепко вцепился в вас и все еще скачет вместе с вами. И он так и будет скакать на вашей спине, пока вы не услышите голос разума и не позволите кому-нибудь, кто это может, стянуть его с вашей спины. Все, что вам надо сделать – это открыть рот и сообщить, кто этот черт.

– Извините, – сказал Брансом, – я ненадолго отлучусь.

Он вышел из купе прежде, чем Рирдон растерявшись от неожиданности, сообразил, что ему делать в данной ситуации. Предлог, под которым он мог бы сопровождать его или остановить, было не просто придумать за долю секунды – Брансом еще не был под арестом и не был ни в чем обвинен. На данный момент он был свободен и имел статус обычного пассажира.

Торопливо проходя по коридору, Брансом краем глаза заметил, что Рирдон встал, но сделал это медленно, очевидно, причиной медлительности было то, что он еще не как не сообразил, что делать. Брансом ускорил шаг, подошел к туалету, захлопнул за собой дверь и открыл окно. Он посмотрел в открытое окно, затем залез на раму и начал вылезать в него. Несколько секунд он стоял на раме окна, уцепившись пальцами за крышу вагона, его тело трепали порывы ветра, несущегося навстречу. Потом он оттолкнулся.

Он тяжело ударился о покрытый травой откос и покатился вниз. И хотя он приземлился на ноги, скорость поезда и наклон откоса заставили его лететь по диагонали, постоянно перевертываясь и изо всех сил стараясь сгруппироваться и принять форму мяча. Ему показалось, что откос тянется больше мили и он уже думал, что ему никогда не достигнуть дна. Но вот, наконец, он ударился о дно канавы, запыхавшийся и грязный, с забитым пылью носом.

Какое-то время он лежал тяжело дыша и прислушиваясь к замирающему грохоту удаляющегося поезда. Поезд не показывал никаких признаков близкой остановки, он с той скоростью продолжал удаляться и с каждой секундой уносил от него проклятого Рирдона.

Рирдон покроет уже миль десять или двадцать, прежде чем поймет, что Брансома там уже нет и начнет действовать.

А может этот проницательный агент предвидел прыжок Брансома и сам тоже прыгнул с поезда. Брансом так резко и настороженно вскочил на дне канавы, даже не подумав, что его может остановит резкая боль от какой-нибудь сломанной кости. Он осмотрел себя. Пострадала только одежда. Да, такой побег редко бывает даже в кино.

Эта последняя мысль вдруг вернулась к нему, как бы стараясь себя подчеркнуть, такой побег редко бывает даже в кино. От этой мысли он чуть было не выскочил из канавы. Кино? КИНО?

Странно, что случайное упоминание о такой вещи, как кино, так на него подействовало. Когда-то он думал о кино также, как многие думают о собаках, французских булочках и прочих обычных предметах обихода, рассматривая их как неотъемлемую часть цивилизации. Но теперь это было совсем по-другому и без всяких видимых причин. Теперь он думал о кино с каким-то чувством, которое нельзя было назвать ужасом или страхом, а каким-то новым чувством, которое он затрудняется определить. Ближайшее, что он мог придумать для этого чувства, это то, что в понятие кино им вкладывается какое-то несоответствие или же нарушение какого-то закона и это трогало его персонально.