Александр Соболь - Мир наизнанку

И начался зловещий танец смерти; зрители по-прежнему воспринимали поединок лишь фрагментарно - настолько быстры были атаки и контратаки, каскады ложных и обманных ударов; но Рангар видел, что движения противника стали чуть менее стремительны и что некоторые из них причиняют ему боль, и поэтому Глезенгх'арр начал инстинктивно избегать их, тем самым сузив диапазон своих боевых возможностей, - сказывались сломанные ребра.

Но и Рангару приходилось худо; болела нога, будто жгли ее раскаленным железом, и пока еще малозаметными волнами начала накатываться слабость то ли от потери крови, то ли от какой-то заразы, туда попавшей. И он понял, что до конца раунда в такой изматывающей манере боя, которую навязал ему Глезенгх'арр, ему не продержаться.

И тогда, собрав все силы и максимально сконцентрировавшись, Рангар начал атаку, зная, что она будет последней - либо для него, либо для Глезенгх'арра.

Будто темная молния ударила в монстра, но непостижимым образом тот вывернулся и ушел из зоны атаки, пропустив лишь один скользящий удар в правое плечо; впрочем, и этого хватило, чтобы перебить ему ключицу. Но, падая, полудемон своей невероятно длинной ногой ухитрился ударить и достал-таки правое бедро Рангара, разорвав его чудовищным когтем до самой кости. Рангар упал, обильно окрашивая белый песок Арены в алый цвет и ощущая - внезапным накатом - странную одеревенелость всех мышц, но особенно - в изуродованных когтями полудемона ногах.

Глезенгх'арр приподнялся и медленно встал; левая рука его болталась, как тряпичная, но он уже знал, что победил. Приблизившись к поверженному противнику, он задрал вверх голову и исторг леденящий, торжествующий вопль.

Стон ужаса и отчаяния пронесся над трибунами, выплеснулся в пространство над Ареной и унесся далеко за ее пределы. Казалось, вся столица вскрикнула от боли и сострадания. И тонко, пронзительно, страшно закричала Лада. Голос ее пронзил сознание Рангара, сорвав с него предсмертную пелену; он, как всегда, различил и выделил его из десятков тысяч других, и крик этот словно сдвинул в нем что-то, открыв такое, о чем он сам и не подозревал.

Глезенгх'арр знал, что из того положения, в котором лежал, истекая кровью, его поверженный противник, ударить невозможно, и продолжал издавать вопли, задрав голову и потрясая здоровой рукой; знал об этом и сам Рангар. И все же какая-то немыслимая, запредельная сила подняла в воздух его искалеченное тело, стряхнув цепенящую одеревенелость, и когда монстр заметил движение, было уже поздно, и его не спасла ни феноменальная реакция, ни фантастическая быстрота. Рангар нанес удар левой ногой страшный и неотразимый; хрустнули, ломаясь, кости черепа, и голова Глезенгх'арра, ставшая вдруг одним плоским куском кровоточащей массы из костей, мозгов и мяса, упала вниз, увлекая за собой отвратительное паучье туловище с еще дергающимися в конвульсиях конечностями, и монстр, не ведавший, что такое поражение и смерть, бездыханный рухнул на песок Арены.

Все рано или поздно узнается.

Рангар, едва передвигая подгибающиеся, чужие, ватные ноги, направился к туннелю, хотя каждый шаг отдавался в мозгу вспышками нестерпимом, непередаваемой боли, и цепенящее одеревенение вновь сковало мышцы. Он знал, что должен самостоятельно покинуть Арену, чтобы не засчитали ничью.

И тут вулкан Арены впервые за весь поединок в полную силу выстрелил торжествующим ревом восторга. Потом рассказывали, что слышали его чуть ли не в Лемаре. Но Рангар ничего не слышал и не видел: черная вязкая пелена поглотила все вокруг, и он упал - но уже в туннеле.

Победителем!

Рассматривая линию судьбы Рангара Ола на Коарме, можно проследить три отчетливо различающихся этапа. Первый, весьма краткосрочный, был связан с его появлением на острове Курку и закончился в тот момент, когда он отправил на небесный остров Таруку-Гарм маркиза ла Иф-Шоона и его телохранителей. Нам он представляется точкой или, точнее, пятнышком невеликих размеров; эта точка или пятнышко могут быть приняты за начало координат. Далее линия его судьбы становится собственно _линией_, которая, однако, несмотря на все ее изгибы и зигзаги, являлась _одномерной_ (точнее - для читающих эти строки математиков - _однопараметрическим годографом_). Это отнюдь не значит, что не существовало иных параметров, пытавшихся воздействовать на линию и превратить ее в более сложное множество точек просто их влияние было пренебрежимо малым. После Валкара _линия_ превращается в _поверхность_ - появляется, в качестве второго параметра, новый мощный фактор, хотя еще вполне четко прослеживается _направление_ (и поэтому можно говорить не о поверхности вообще, а о _ленте_).