Мишель Фейбер - Под кожей

— Хой, Иссерли!

Толкавший тележку работник замедлил, чтобы поздороваться с Иссерли, шаг. Приостановившись на пути к лифту, она помахала ему ладонью, — небрежно, как только могла. Ободренный ее ответом работник совсем остановил тележку с башней поддонов и затрусил к Иссерли. Кто он такой, Иссерли и понятия не имела.

Разумеется, когда она только появилась здесь, ее познакомили с каждым работником лично, однако имя вот этого теперь уже вылетело у нее из головы. Лицо у него было глуповатым, сам он — толстым и приземистым, на целую голову ниже Амлиса Весса, а шерсть его привела на память Иссерли мертвое животное, которое она видела валявшимся на обочине А-9, — вернее, затвердевшую оболочку его, изуродованную до неузнаваемости колесами автомобилей и дурной погодой. Вдобавок, он страдал каким-то отвратительным кожным заболеванием, обратившим половину его лица в подобие заплесневелого плода. Поначалу смотреть в это лицо ей было трудно, но затем, боясь обидеть его настолько, что он попытается отыграться на ее собственном уродстве, Иссерли склонилась поближе к заплесневелому — так, чтобы видеть только его глаза.

— Хой, Иссерли! — повторил он, словно усилия, коих потребовало составление столь длинной фразы на общем их языке, были слишком большими, чтобы потратить ее впустую.

— Я решила, что мне следует поесть перед работой, — деловито сообщила ему Иссерли. — Там как, берег чист?

— Берег? — заплесневелый недоуменно прищурился и машинально повернул голову в сторону фьорда.

— Я спрашиваю: Амлис Весс там не крутится?

— А, не, он вобще или в столовке торчит, или внизу, где вольеры, а мы здесь погрузкой занимаемся — так что все путем.

Иссерли открыла рот, собираясь сказать что-нибудь, но не придумала — что.

— Теперь уж он никаких делов не наделает, — заверил ее заплесневелый. — За ним Инс с Енселем приглядывают, по очереди. Так что он все больше тут околачивается и несет какую-нибудь чушь. Ему все едино, понимает кто, о чем он толкует, не понимает. Когда люди от его трепотни окосевают, он идет с животными болтать.

Иссерли, на миг забывшую, что здешние водсели безъязыки, напугала мысль об их общении с Амлисом Вессом, однако заплесневелый успокоил ее, хрипло захохотав и добавив:

— Мы его все спрашиваем: «Ну, что вам скотина наговорила, а?»

И он опять издал жалкое ржание, на какое способен лишь человек, проведший полжизни на Плантациях.

— Забавный он ублюдок, с ним не соскучишься, — заплесневелый подмигнул, словно подводя итог всему им сказанному. — Вот улетит, так всем захочется, чтоб он вернулся.

— Ну, может быть… раз ты так говоришь, — поморщилась Иссерли и шагнула в сторону лифта. — Ты извини, я проголодалась.

И ушла.

Амлиса Весса в столовой, она же комната отдыха, не было.

Чтобы убедиться в его отсутствии, Иссерли довольно было один раз обвести взглядом это стерильно чистое помещение с низеньким потолком, после чего она снова смогла задышать спокойно.

Столовая, хоть и довольно большая, представляла собой простой, грубо вырубленный в земле, заставленный одними лишь приземистыми обеденными столами прямоугольник без каких-либо ниш и альковов: крупному мужчине спрятаться в ней было негде. Амлис Весс просто-напросто отсутствовал в ней — и все.

Хотя столовая еще оставалась пустой, на длинной низкой, тянувшейся вдоль стены, которая отделяла ее от кухни, скамье уже теснились судки с приправами, супницы с холодными овощами, тюбики муссанты, караваи только что испеченного хлеба, пышки, кувшины с водой и эззиином, большие пластмассовые подносы с вилками, ложками и ножами. Из кухни истекал дивный аромат жаркого.

Иссерли первым делом подскочила к хлебу, отрезала два тонких ломтя и щедро намазала их муссантовым паштетом. Сложив из ломтей сэндвич, она протолкнула его мимо бесчувственных губ в алчущий рот, откусила первый кусок. Никогда еще муссанта не казалась ей такой восхитительно вкусной. Иссерли торопливо жевала хлеб и глотала, не дожевав, ей не терпелось отрезать новые два ломтя, намазать паштетом и их.

Несшийся из кухни запах пьянил Иссерли. Там готовилось что-то намного лучшее обычной еды, куда более завлекательное, чем жареная картошка. Надо признать: Иссерли редко случалось бывать здесь во время готовки, чаще всего она довольствовалась едой, уже остывшей, — после того, как и повар уходил, и мужчины в большинстве своем успевали насытиться. Она налегала на то, что оставалось не съеденным, стараясь не привлекать к себе внимания, скрывая отвращение, которое вызывал в ней запах остывавшего жира. Но сегодняшний аромат был совсем иным.