Мишель Фейбер - Под кожей

Как-то она разболталась в последнее время, позволила себе утратить контроль над происходящим, — нужно будет при первой же возможности привести себя в порядок.

Сколько часов она проспала, Иссерли не знала — не знала, только ли еще началась зимняя ночь или скоро закончится. Не исключено даже, что она проспала и ночь, и весь следующий день, короткий и блеклый, и сейчас уже вечер.

Иссерли попыталась определить, сколь долгое время провела в забвении, по тому, как она себя чувствует. Тело было горячим, точно перегревшийся двигатель, на тех его участках, что сохранили способность потеть, перекипал пот. Это означало — если ее циклам еще можно доверять, — что проспала она время либо очень малое, либо очень большое.

Она осторожно потянулась: боль не сильнее обычной, — хотя и в обычной хорошего было мало. Бог с ним, со временем, нужно вылезти из кровати и сделать зарядку, иначе она кончит тем, что и вовсе утратит способность вставать, останется заточенной в узилище своих мышц и костей.

Теперь, когда зрачки ее начали, наконец, расширяться, Иссерли различила кое-какие очерченные светом луны детали своей спальни. Впрочем, поскольку спальня была пустой и голой, детали эти сводились к трещинам в стенах, шелушащейся краске, неработающим электрическим выключателям и тусклому перламутровому свечению бездействующего в камине телевизора. Томимая жаждой, Иссерли нащупала стоявший у ее кровати стакан с водой, однако тот оказался пустым. Она подняла его к губам, потом перевернула донышком кверху — так, на всякий случай. Пусто. Ладно, можно обойтись и без воды. Потребностям тела ее не запугать.

Иссерли села, кое-как выпуталась из простыней и перевалилась с матраса на пол, приземлившись вкривь и вкось, едва не упав набок. Длинная игла боли пронзила самый низ ее спины, один из перенесших ампутацию участков тела, — Иссерли в который раз попыталась сохранить равновесие, опершись на хвост. Она постояла, покачиваясь вперед и назад, пока тело отыскивало свой новый центр тяжести; влажные от пота ладони ее ног немного липли к холодным доскам пола.

Лунного света для того, чтобы сделать разминку, не хватало. Иссерли не понимала, почему для выполнения упражнений ей требовалось видеть свои конечности, однако так оно и было. Похоже, в слишком густой тьме она утрачивала уверенность в том, какого рода существом является. И нуждалась в ревизии того, что осталось от ее тела.

Возможно, телевизор сумеет не только дать немного света, но и поможет ей сориентироваться во времени. Вихрь нереальности завивался вокруг нее, точно бредовые миазмы над снова приснившимися ей кислородными ямами Плантаций.

После таких сновидений приятно было просыпаться под солнечным светом надежного, безопасного мира. А если солнца еще не было, ее успокаивали многообещающе сиявшие в темноте часы. Ладно, раз нет ни того, ни другого, она обойдется тем, что есть.

Иссерли доковыляла до камина, включила телевизор. Тусклый экран оживал лениво, как овеваемые ветерком угли костра, но затем на нем появилось яркое изображение — словно в камине вспыхнул психоделический огонь, — и Иссерли изготовилась к усилиям, необходимым для того, чтобы привести себя в должный вид.

Двое водселей, самцов, в сиреневых колготках, блузах с рюшами и причудливых зеленых шляпах, придававших им сходство с игрушечными плюшевыми Чудищами озера Лох-Несс, стояли у вырытой в земле ямы, из которой вылетали, точно порывы бурого дыхания, комья земли. Один держал на ладони маленькое изваяние, трехмерный вариант знака опасности, изображенного на дверях главного амбара фермы Аблах.

— …это, государи, не моя гниль без челюсти, — обращаясь к изваянию, сообщил он с каким-то чужеземным выговором, еще более странным, чем у жителей Глазго, — и ее стукает покрышкой заступ могильщика [5] Использован «Гамлет» Уильяма Шекспира в переводе Михаила Лозинского (акт V, сцена I) — Гамлет: Вот именно; а теперь это — государыня моя Гниль, без челюсти, и ее стукает по крышке заступ могильщика. .

Несколько секунд Иссерли размышляла над его словами, раз за разом креня косный торс к правому бедру.

Тем временем, телевизионная камера нырнула в яму ( бр-р !), к копавшему ее уродливому старому водселю. Работая, он напевал жидким голосом Джона Мартина:

— Мерило пата и ку-ку и новый саван щей, и рой могилу старику на вод варенье в ней [6] Использован «Гамлет» Уильяма Шекспира в переводе Бориса Пастернака (акт V, сцена I) — Первый могильщик (поет) Бери лопату и кирку, / И новый саван шей, / И рой могилу старику / На водворенье в ней… .