Александр Тюрин: Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки

А ночью мне снилось, что я маршевым шагом топаю в полный рост на врага-супостата, почему-то в белых обтягивающих чресла штанах и большой треуголке. Потом неприятельское ядро оторвало мне голову, и она, махая удлинившимися ушами, полетела куда-то в дальние края. Пробивая пространство, все более уплотняющееся и складывающееся на манер куска ткани, крылатая башка неслась над мерцающими морями, над голубыми и розовыми вершинами гор, чтобы оказаться в стране, где население в пестрых чудных одежках поклонялось трехликому Солнцу, отдавая ему свои чувства и свою кровь…

Мины я невзлюбил больше всего, особенно падающие. Пулемет с полминуты поработает, и становится ясно, откуда и куда он палит. Ты принимаешься вместе с соратниками жвахать в ту сторону из всех стволов и растворяешься в общем раже и почти радостном возбуждении. А когда шмаляет миномет, то вначале свист буравит тебе макушку и ты понимаешь, что тебе никуда не укрыться от невидимого «гвоздя», спускающегося с неба. А потом ты машинально, из-за отключки ослабевших ног, бросаешься на землю, безвольно растекаешься или же бессмысленно съеживаешься и становишься чем-то вроде амебы.

Конечно, минофобией мои страхи не ограничивались. Я безусловно дрейфил вражеских снайперов, но это было вполне разумное осознание почти абстрактной опасности, ведь снайперскую пулю не слышно, ты не успеваешь ее почувствовать. Если она тебя достает, то сразу отправляет на вечный покой, где все до фени. А вот неприятельских минометчиков я терпеть не мог за свой животный панический бздеж и расслабление сфинктера.

Не знаю, как вообще, но мы все тут до неприличия ненавидели боевиков. Линия фронта проходила то в двадцати километрах от нашей железнодорожной станции, то в пяти, то прямо за околицей.

Местные граждане, при солнышке вежливо проезжающие мимо на «мерседесе» или повозке, при луне могли обернуться свирепыми вурдалаками. Те, кто днем пытался устроить забавный ченч и выменять порножурнал на головку сыра, ночью садил в тебя с тепловизорного пулемета РПК-74Н или швырял в твою задницу ножи.

Мы крупно не любили джигитов, потому что были в постоянной напряженке, а они могли пострелять в нас, а затем отдохнуть с бабой в соседнем доме. Мы были постоянной мишенью для них, а они лишь тогда, когда накидывались на нас. В остальное время они являлись самыми мирными, кроткими, и их окружали со всех сторон женщины и ребятня. Мы сильно не любили горцев оттого, что их карманы оттопыривались от крупных купюр и они могли в любой момент ввести нас в страшный соблазн, кинув тысячу баксов за какой-нибудь подержанный пулемет. Мы торчали безвылазно в этом сраче, а они, вволю покромсав тебя, могли упорхнуть на недельку в Москву или Питер, чтобы жрать там барашка, тискать девочек и выжимать дань из толстяков-бизнесменов. Джигиты были инстинктивными профи во всем, мы — словно вчера вылупились из яйца.

Конечно, в моей голове еще крутились шарики-ролики, поэтому я догадывался, что есть своя правда-истина и у волков, и у овец, и у пастухов. Знал я про то, как артиллеристы или летуны, выражая делом нашу нелюбовь, могут проутюжить какое-нибудь село-юрт, откуда пальнули враги. Знал, что у нас тоже достаточно зверья, особенно среди контрактников (кстати, самые злые солдаты не обязательно самые лучшие). Однако, общий настрой чувств резко снижал мои умственные способности и недосуг было разбираться, кто больше виноват перед небесами — мы со своими неуправляемыми снарядами или они со своим щитом из живого мяса.

Тот весенний денек ничем примечательным не выделялся. Спозаранку какие-то нехорошие люди приехали на локомотиве, к которому был прицеплена цистерна с бензином. Я как раз выскочил на улицу, чтобы избавить нижнюю часть тела от лишних веществ и заметил среди ланит Авроры приближающееся темное пятно. Тогда своим бодрым воплем разбудил дремавшего диспетчера, и он пустил с горки платформы с песком. А вот стрелка автоматически не сработала — тут мало что работало автоматически, «калашников» и то заедало. Я кинулся к ней, вспоминая Бена Джонсона, Карла Льюиса и прочие горы мышц.

Когда до стрелки оставалось метров пятнадцать, а до вражеского локомотива чуть побольше, его команда влупила по мне из ручных пулеметов. Я тоже огрызнулся из своего «АК-74М», с которым даже в сортир ходил, по-моему, ссадил с поезда кого-то. Но когда до стрелки оставалось несколько прыжков, внутренний шепот посоветовал мне свернуть влево. И тут гранатомет долбанул по тому самому месту, куда я не добрался. И надо же, именно взрывом стрелку свернуло в нужную сторону, отчего платформы поцеловались с локомотивом. Кажется, кто-то перед этим еще пытался в меня попасть и едва не щелкнул по кумполу. А затем я обогнал всех чемпионов по спринту — секунд за десять сто метров сделал — так что огненный шар, получившийся из бензиновой цистерны, меня не схарчил.