Грег Иган - Теранезия

— Вы хотите сказать, что все эти различные виды голубей нашли способ, как воскресить ископаемые гены, похороненные в глубинах их ДНК, и эти признаки проявились у всех них из-за того, что этих артефактов оказалось в сумме чрезвычайно много?

— Именно так.

— Так они стали выглядеть, как когда-то их предки, которым камуфляж был необходим для того, чтобы прятаться от какого-то свирепого хищника? И, по-видимому, они не только утратили свое роскошное оперение, но и потребность наличия его у потенциального полового партнера, ведь в противном случае они все должны были уже вымереть.

— По-видимому, да.

— И когда древесная лягушка или летучая мышь проделывает такой же фокус со своей ДНК, результат получается пусть и отличный, но все равно полезный, потому что они возвращаются к тому, что было полезно для какой-то лягушки или мыши миллионы лет назад.

— Да. Такова теория.

Прабир провел рукой по лицу; он совершенно забыл, насколько устал — после девяти часов утомительной прогулки по плантации у него в голове была полная каша.

— Вроде пока понятно. Но объясните мне вот еще что, только медленно: почему такое случилось со всеми этими видами? И как?

Грант поколебалась, будто раздумывая, не пора ли подвести черту, но потом, вероятно, решила, что терять ей больше нечего.

— Я думаю, — сказала она, — что единственная причина такой врожденной способности — реакция на генетические повреждения. Никто никогда раньше не видел, чтобы репарация действовала таким образом, но давно известно, что активные гены могут подвергаться ряду повреждений, которые не затрагивают остальную часть хромосомы. Реактивация вышедших из употребления старых последовательностей может оказаться «крайней мерой» механизма репарации, поскольку возможно, даже накопившиеся в них в течение долгого времени случайные ошибки копирования нанесут меньший вред, чем какое-то поражение современных генов.

Прабир не решился произнести это вслух, но все сказанное сильно смахивало — отчего становилось жутко — на восстановление компьютера in extremis [20] In extremis (лат.) — в последний момент /жизни/. из давно заброшенной архивной копии. А еще, это настолько выходило за пределы существующих представлений о геноме, что нежелание Грант обсуждать эту гипотезу, показавшееся Прабиру признаком паранойи, теперь выглядело нормальным проявлением инстинкта самосохранения.

— А это может пригодиться для того, например, чтобы остановить развитие рака в соматических клетках? — предположил он. — Если, скажем, какой-то из генов регуляторов роста в клетке в моем кишечнике был поврежден, клетка может реактивировать копию гена, который был случайно дублирован тысячи поколений назад и с тех пор не использовался?

— Именно. Обычно это не приводит к каким-либо видимым проявлениям: если взрослый организм начинает производить архаичный белок в нескольких клетках кишечника, или кожи, это не изменит его общую анатомию. И даже если процесс начнется на ранней эмбриональной стадии, то, как правило, его результатом окажется одна видоизмененная особь, у которой будет совершенно нормальное потомство. Для того, чтобы эти изменения передались по наследству, нужно, чтобы процесс включился в зародышевых клетках, что, по-видимому, здесь и произошло, только не спрашивай меня почему — пока что я не имею ни малейшего понятия.

— Хорошо. Но, если это реакция на генетические повреждения, то, что послужило ее причиной? Разве, даже в этом случае, могло обойтись без воздействия мощного мутагена, пусть даже то, что мы видим, скорее следствие того, что животные преодолели это воздействие, а не стали его жертвой?

— Возможно. Если только не произошло ложное срабатывание; если только это не было избыточной реакцией на какое-то другое воздействие.

Грант взяла со стола планшет и пролистала последовательность кодонов.

— У меня даже близко нет ответов на все вопросы. Единственный способ разобраться в этом — распутать весь механизм: идентифицировать гены, которые были активированы в каждом, подвергшемся влиянию, виде, затем посмотреть, какие белки они закодировали, какие функции выполняли и что активировало их в первую очередь.

Прабир застонал.

— «Каждый, повергшийся влиянию, вид». И почему меня совсем не радует смысл этой фразы?

Грант презрительно посмотрела на него, словно старшина на новобранцев.

— Еще немного работы в поле тебя не убьет. Тебе не на что жаловаться, подожди, когда доживешь до моих лет.