Грег Иган - Теранезия

Узкая, неровная тропинка, в которую превратилась дорога, сначала привела их вглубь плантаций, а затем просто растворилась в растительности. Они медленно пробирались через подлесок. Даже в разгар торговли пряностями плантации не были монокультурными и высокие, цветущие белым деревья канариума перемежались с мускатными деревьями — высаженными, чтобы создать тень для саженцев — казалось, сохранили свое место под солнцем, хотя люди давно забросили их. Пространство между деревьями опять превратилось в джунгли: ротанг и лианы змеились от ствола к стволу, иногда неприятно ощетинившись колючками, и повсюду рос кустарник высотой по пояс. Прабир был рад, что на нем джинсы и сапоги; ребенком он бродил босиком по Теранезии, но теперь его привыкшие к обуви, городские ноги не выдержали бы здесь и пяти минут. Грант пошла дальше и надела рубашку с длинными рукавами, а он через полчаса так расцарапал руки, что, несмотря на жару, завидовал ей.

Он остановился, чтобы отдышаться.

— Если вы скажете мне, что именно вы ищете, то мы, может быть, найдем это немного быстрее.

— Плодоядных голубей, — коротко бросила Грант.

Прабир почти уже было выдал в ответ едкое замечание о трудностях ведения полевых работ столь ограниченными силами, но вовремя остановился. Владельцы плантаций с легкостью могли классифицировать этих птиц как паразитов и истреблять их до полного уничтожения, но их спасла полезная привычка гадить семенами мускатного ореха, обеспечивая естественный посев. Их не слишком преследовали конкуренты и хищники на любом из островов, а здесь для них должен был быть просто рай.

Почему же тогда он до сих пор не увидел ни одного?

Он помнил, что голуби были крупными, шумными и яркой окраски, но знал, что бывают и более мелкие экземпляры, причем некоторые из них могли неплохо замаскироваться в листве. Хотя в любом из здешних мест им вряд ли нужно было оставаться тихими и незаметными. И здесь их должны быть тысячи.

— Мы можем ненадолго остановиться? — спросил Прабир. — Может наш шум отпугивает их.

— Давай попробуем, — пожала плечами Грант.

Прабир простоял неподвижно минут десять, всматриваясь в заросли кустарника. Он слышал вдалеке звуки других птиц и постоянное жужжание насекомых, но ничего похожего на нестройный треск, который он помнил.

Грант не смогла удержаться, чтобы не уколоть его.

— Ну и где они, Зоркий Глаз? У тебя передо мной преимущество и в опыте, и в возрасте, так что, если ты их не видишь, то мы с таким же успехом можем возвращаться на судно.

— Не искушайте меня. — Впрочем, у него была идея получше. — У вас с собой есть камера?

— Да, конечно.

— Можете мне ее дать?

Грант помедлила, затем протянула камеру ему.

Он внимательно осмотрел устройство.

— Сколько же она стоит?

— Пять сотен евро. И это сильно зашкаливает за мою личную границу понятия «одноразовый». Почему ты спросил? Что ты собираешься с ней делать?

— Терпение, — надменно командным тоном сказал Прабир.

Пять сотен евро означали, что оптика камеры дает картинку на порядок-другой лучше камеры его планшета, а стабилизатор у нее скорей всего на лазерном гироскопе, а не на дрянном микромеханическом акселерометре.

Грант села на поваленный ствол дерева, предварительно смахнув труху. Прабир установил объектив камеры на самый широкий угол, направил ее на дерево метрах в двадцати и записал шестьдесят секунд видео. Затем он передал данные на свой планшет по инфракрасному порту.

Теперь ему нужна была программка в три строчки на Рембрандте, его любимом языке обработки изображений. Когда он наблюдал за результатами на экране планшета, Грант увидела выражение удовольствия на его лице и подошла посмотреть, что же он обнаружил. Обведенные программой голубыми светящимися линиями, с полдюжины коричнево-зеленых птичек перемещались вдоль кустарника. Прабир оторвал взгляд от экрана и посмотрел на дерево, но даже сейчас, зная точно, что именно ищет, он не смог увидеть птиц. Программа смогла обнаружить их только благодаря ретроспективному сравнению сотен последовательных кадров, и даже она иногда теряла края контуров на фоне рисунка листьев.

— Ты даже не представляешь, как это бесит, — гневно пожаловалась Грант. — Я выросла на самодовольных шутках биологов о жалких попытках компьютеризировать зрение.

— Все меняется, — улыбнулся Прабир.

Грант была, похоже, всего лет на десять его старше, но эти ее представления казались ему такими же странными, как шутки про летательные аппараты тяжелее воздуха.