Виктор Колюжняк - Сентименталь

— Успокойтесь, — попросил Клаус фон Дирк.

— К черту спокойствие! Этот проклятый араб всех нас обвел вокруг пальца!

— Успокойтесь! — теперь в голосе господина зазвучала сталь.

Я, признаюсь, в тот момент заволновался, что разъяренный герр Кнопп начнет крушить все вокруг или наброситься на господина. Да, нас было двое, но не стоило забывать о стражниках, стоявших на улице. И, словно в подтверждение моих мыслей, раздался тихий голос сдерживаемой ярости, который только подлил масло в огонь.

— Ну почему же. Пускай скажет все, — произнес за моей спиной неизвестно когда появившийся Хасим Руфди. — Я с удовольствием послушаю.

Это был весьма драматичный момент, должен признаться. Один, взбешенный и готовый убить всякого, кто подвернется ему под руку, стоял передом мной. Второй, холодный и спокойный в своей ненависти, находился у меня за спиной. Два пламени — ледяное и обжигающее, а меж ними зажат я.

— Ну же, герр Кнопп, — сказал Хасим Руфди. — Или вы спокойно можете клеветать на человека лишь в его отсутствии? Признаюсь, я слышал о вашей низости и о том, каким образом вы получили свое назначение, но думал, что у вас хватит ума проявить благородство.

— Мою невесту похитили, ты, лживый болван! — герр Кнопп оттолкнул меня и бросился на купца.

Они упали на пол, и европеец какое-то время восседал на арабе, стараясь сдавить ему горло. Затем Хасиму Руфди удалось вывернуться, и вот уже он оказался сверху. Оба хрипели и что-то сдавленно пытались произнести, но не один не думал сдаваться. Они распалялись, как дикие животные, которые от укусов становятся только злей и впадают в такую ярость, что не разжимают хватку даже тогда, когда соперник уже мертв.

Однако Клаус фон Дирк не желал знать, чем закончится этот поединок. Каков бы ни был его итог, он неизменно оказался бы плачевен.

— Ганс! — позвал господин, а затем жестом указал на огромную емкость. Обычно в ней хранилась вода, которая могла понадобиться для опытов.

Я кивнул и, подняв сосуд, вылил его содержимое на дерущихся. Они разом отдернулись друг от друга, и тут же Клаус фон Дирк оказался возле Хасима Руфди и схватил его таким образом, чтобы тот не мог возобновить драку. Я же подобным образом пленил герра Кноппа.

— Надеюсь, вы уже остыли? — поинтересовался Клаус фон Дирк.

Повисло напряженное молчание. Затем Хасим Руфди склонил голову.

— Отпустите, — сдавленно произнес он. — Прошу простить мою бестактность.

Господин, помедлив секунду, освободил купца. Я тотчас выпустил герра Кноппа.

— Я… прошу прощения, — пробормотал он, стараясь смотреть в другую сторону.

Они стояли друг перед другом, а вода лилась с них мелкими ручейками.

— Ну а теперь, раз наши небольшие разногласия улажены, то нельзя ли более подробно и как можно спокойней рассказать, что же все-таки произошло? — Клаус фон Дирк улыбался, словно ничего не случилось.

— Несколько часов назад явились люди достопочтимого, — несмотря на внешнее примирение в слове «достопочтимого» было столько яда, что я пристально взглянул на герра Кноппа. Вновь лезть в драку он, однако, не собирался. — Они заступили на стражу, а затем, когда моя невеста вышла во двор, несколько охранников схватили ее и сбежали. В то время как всего лишь небольшая горстка арабов вместе с несколькими моими стражниками, которых я не отослал, попыталась защитить фрейлейн. Мы помчались в погоню, но, к сожалению, эти люди куда лучше знали город, а потому им удалось скрыться.

— Это моя вина, — в голосе Хасима Руфди действительно слышалось раскаяние.

— Вот, я же говорил! — встрепенулся герр Кнопп и сделал шаг вперед, но под взглядом господина вновь застыл на месте.

— Дайте закончить достопочтимому Хасиму, — попросил Клаус фон Дирк.

— Это моя вина, — повторил купец. — Я не учел то, что мой брат знаком со многими слугами нашей семьи. Они — обычные войны. Уверен, он сказал им, что собирается похитить чужую невесту и надругаться над ней, — при этих словах герр Кнопп сдавленно зарычал, но вновь остался на месте. — К сожалению, не все понимают сложность отношений между разными народами. Некоторые всегда готовы каким-нибудь образом унизить иноверцев. Они почему-то считают, что чужое унижение делает их великими, вместо того, чтобы понять: унижая других, мы принижаем себя, как народ и как мусульман.

— Достойные слова, — похвалил господин.

— Эти слова не приближают нас к Эльзе, — кажется, герр Кнопп наконец-то понял, что его обманул не Хасим Руфди, однако полностью успокоиться не мог.