— Поехали, Стас, — заявила Наталья и решительно, не боясь запачкать платье, уселась в «жигуль».
Таксист газанул вхолостую, рявкнул движком, напоминая о том, что времени у него — в обрез, торопился в парк, искра, вот-вот в землю уйдёт, тормозная жидкость на исходе.
И тогда Стасик неуверенно сказал:
— Я не могу.
— Что не можешь? — спросила Наталья.
— Я не могу её вести. Я боюсь.
— Вы только рулить будете. — В голосе Спичкина слышались нетерпеливые нотки: клиент ему сильно надоел.
— Я боюсь. Я в неё не сяду! — уже твёрдо заявил Стасик и пошёл прочь, пешком, в сгущающийся сумрак, не оборачиваясь, — уже подсохший, но ещё жалкий, в одних носках, поскольку туфли по-прежнему цепко держал в правой руке.
— Стас, куда ты? — крикнула из машины Наталья.
— Домой, — донеслось из тьмы.
— Эх, пропадай моя телега! — простонародно выразился инспектор Спичкин, сбегал к своей «тачке», запер её и уселся за руль рядом с мамулей. — Погоняй! — крикнул он таксисту.
Видно, проснулось в нём что-то давнее, деревенское, сермяжное, если протокольную милицейскую терминологию сменил он на стилизованную конно-извозчичью.
Через минуту они догнали споро шагающего Стасика, притормозили рядком, и Наталья жалобно попросила:
— Ну, Стас, ну, поедем… Видишь, товарищ милиционер за рулём. А ты назад сядешь. Или хочешь — в такси?
— Никогда! — сказал Стас. Голос его гремел, как и до аварии, уверенно, сочно и орфоэпически грамотно. — Никогда! Я не сяду в машину! Всё! Кончено! Хочешь — назови меня трусом! Но молю тебя: езжай скорее! Я пойду пешком! Я хочу идти пешком! — выдал серию восклицаний и припустил, и припустил, прижимая драгоценные туфли к грязной рубахе.
— Вы завтра к врачу не забудьте, — озабоченно сказал Спичкин, внимательно следя за скоростными манёврами таксиста. — Мало ли что…
— Конечно, конечно, — закивала Наталья, но, немедля вспомнив о том, что друг-психоневролог Игорь греет пузо в городе Сочи, осторожненько поинтересовалась: — А у вас нет своих врачей? Специальных… — Тут она вспомнила читанное в многочисленных детективах и завершила: — Судмедэкспертов…
— Есть, конечно, — охотно пояснил инспектор, — целый институт вон, имени товарища Сербского, знаменитого доктора. Но в случае с вашим супругом институт ни при чём.
— Это почему? — возмутилась Наталья, соображая, кого можно подключить, кому звякнуть, кому о себе напомнить, чтобы популярный судебный институт взялся за Стасика и быстро привёл его в «статус кво».
— Нет состава преступления, — властно и неопровержимо подвёл итог Валериан Валерианович. — Уголовный кодекс РСФСР не учитывает самопроизвольные падения в реку Яузу при отсутствии наличия преступных моментов. Обратитесь к районному врачу…
В. В. Спичкин довёз разбитые «Жигули» до кооперативного небоскрёба в Сокольниках, запарковал их на стоянку перед домом, галантно отдал честь и попрощался с Натальей.
— Всего вам наилучшего, — сказал он, и это были последние слова, произнесённые старшим лейтенантом в нашем повествовании. Больше он здесь не появится, поскольку дело своё сделал.
Прежде чем перейти к описанию последующих — наиудивительнейших! — событий, автору хотелось бы обратить ваше внимание на такой незначительный, опять-таки арифметический факт. От момента выезда Стасика со двора (то есть с первых строк повести) до его красивого полёта в реку на аппарате тяжелее воздуха прошло всего минут двадцать — двадцать пять. Каждый, кто ездил от Сокольников до известной автолюбителям бензоколонки, тут же подтвердит этот единственно возможный срок, даже учитывая время на заправку. А составление протокола, осмотр Стасика врачом «скорой помощи», его броуновские метания с импортными баретками вокруг места аварии, приезд крана с умельцами, их дипломатические переговоры с мамулей, подъём седана со дна речного и, наконец, перегон его к дому Политовых — всё это заняло никак не менее четырёх часов. Но если считать постранично, построчно, по тому, как всё описано, то получится явный перекос в сторону ничтожных двадцати минут. Вот они — парадоксы литературы! Правы скептики, утверждающие её оторванность от реалий бытия!..
А засим вернёмся к Стасику.
Он явился домой минут через сорок после мамули — грязный, умученный, но на удивление тихий.
Наталья, изнервничавшаяся в ожидании, накрыла, как умела, стол, бутылку коньячка «Бисквит» из бара достала, думала — от нервов, а Ксюху заставила выдраить ванну, чтобы немного стерилизовать мужа и отца. Ксюха, тоже полная раскаяния, выдраила эмалевую ёмкость с остервенением, полбанки «Гигиены» для любимого папы не пожалела. А когда папа вошёл в квартиру, можно сказать, босой, поскольку эластичные носочки не выдержали долгого контакта с московским асфальтом, то, ни секунды не промедлив, бросилась наполнять ванну, взбивать в ней бадусанную пену и полотенце принесла чистое, Стасикино любимое, белое с красным клоуном по имени Бозо: такая над клоуном надпись имелась, скорей всего — имя.
Читать дальше