Сергей Абрамов: Ряд волшебных изменений милого лица

Стасик оттолкнулся от крыла и нырнул вниз, стараясь уйти от страшных реактивных струй, от всяких аэродинамических турбулентностей. Это ему удалось. Он нутром чувствовал, где север, где юг, где восток и где запад. Взмахнул руками, как крыльями, взял точный курс на северо-восток, зажмурив глаза, шёл в прохладном воздухе, как по сигналу локатора, и скоро-скоро очутился над тёмным беспросветным пятном, над большим лесным массивом, нырнул вниз, пролетел над крышей-линзой Дворца спорта «Сокольники», поднялся до уровня двенадцатого этажа своего дома — как раз напротив Дворца, присел на алюминиевые перильца балкона. За стеклом увидел Наталью.

Наталья стояла у плиты и жарила блинчики. Она брала ложкой из эмалированной миски жидкое белое тесто, выливала его на сковородку аккуратными кругляшами, и они шипели, брызгались маслом и подпрыгивали. Наталья терпеливо ждала Стасика к ужину. Она знала, что блинчики у неё уже получаются хорошо. А на столе стояла ополовиненная Стасиком банка клубничного варенья.

— Я скоро буду, мамуля, — опять полусказал-полуподумал Стасик, и Наталья, как и Кошка, тоже услыхала его, замерла на секунду с блином в измаранной мукой ладошке, бросилась к окну — поздно!

Стасик летел дальше, и луч тёплого света, легко вырвавшийся из окна, ещё долго провожал его.

Вдруг внизу, на скамейке в парке, Стасик увидел двоих. Тихо, чтоб не спугнуть, слетел к ближайшему дереву, уселся на ветку, спрятался за листвой. На скамейке сидела Ксюха, вжавшись под мышку длинному, довольно-таки красивому парню из этаких отечественных селфмейдменов, современному деловому парнишке, начальнику цеха на АЗЛК, где делают не любимые Стасиком автомобили «Москвич». А вот и он, парнишкин «москвичок», зелёненький жучок, стоит тихонько, притаившись в кустах, и пофыркивает глушителем от нетерпения, скребётся об асфальт сверхпрочными шинами «металлокорд»…

Стасик не стал ничего шептать, просто снялся с дерева и улетел назад, к театру, где ещё даже не успели выйти на площадь зрители, где по-прежнему стояла у раскрытого окна Ленка-партизанка и ждала Стасика. Он влетел в окно, изящно и плавно опустился на стул, перевёл дыхание.

— Ну, как я летал? — спросил горделиво.

— Во! Настоящий Ариэль! — Ленка-партизанка показала ему большой палец и спросила: — Всех увидал?

— Всех, — кивнул Стасик.

— Счастливый, — сказала Ленка. — А я вот летать не умею.

— Просто ты ещё не поймала своей аварии, — успокоил её Стасик. — Ещё заметишь…

— Наверно… Только знаешь, никому об этом не говори.

— О том, что я летал?

— Нет, об аварии.

— Даже тебе? — спросил Стасик.

— Даже мне, — сказала Ленка.

Сняла со спинки стула телогрейку, надела её, аккуратно застегнулась, подхватила за ремень тяжёлый ППШ.

— Ну, чао…

— Какао, — ответил Стасик.

И Ленка ушла, как пришла, — сквозь дверь.

Стасик закрыл лицо руками, сильно нажал на глаза — белые круги пошли перед ними! — а когда отпустил, отнял руки, увидел в зеркале Ленку.

Она стояла перед ним в своём точёном костюмчике, в своей воздушной блузочке, в своих туфельках-босоножках с позолоченными цепочками-перепоночками, сорокалетняя женщина-девушка, стояла она так и монотонно приговаривала:

— Ста-асик, Ста-асик, Ста-асик…

— Ты что бубнишь, птица? — спросил Стасик, постепенно приходя в себя, удивляясь, когда это она успела переодеться.

— Я уже целую минуту бубню: Стасик, Стасик. А Стасик спит, как убитый. Устал? Тяжко без машины?.. Ладно, пошли, довезу: такси подано. Я сегодня добрая.

— Спасибо, Ленка, но я пешком.

— Слушай, оставь на вечер свою замечательную принципиальность. Я никому не скажу, что ты ехал. Просто поговорить надо.

Стасик встал, подошёл к двери, открыл её, задержался на пороге.

— Не надо, — сказал он. — Ты же сама запретила.

— Когда?!

— Только что.

— Ты что, сумасшедший?

— Это уже неоригинально, — грустно сказал Стасик и, не дождавшись ответной реплики, вышел из гримуборной, вниз по лестнице, хлопнул дверью, смешался на площади с толпой зрителей — неузнанный в темноте кумир молодых «каштанок», пошёл, торопясь, в родные Сокольники: путь неблизкий, а у мамули блинчики простывают.