Вячеслав Лавров - Встречи на болоте

Как видно, организм мой — не такая уж сложная штука, двух часов хватило, чтобы в нём разобраться. Трит привела меня в небольшой зал, примыкающий к первой увиденной мной пещере. Вдоль одной из стен располагались три выдолбленных прямо в полу небольших бассейна, заполненных прозрачной водой. От среднего поднимался парок, что указывало на то, что вода в нём как минимум теплее воздуха. Что делать дальше, объяснять мне было не надо: я скинул сапоги и носки и попробовал ногой воду. Она была хорошо тёплой, поэтому я, не раздумывая, скинул остальную одежду и голышом залез в воду. И тут только сообразил, что на меня смотрит не Митька, а Трит, которая, хоть и не наша, а всё же женщина.

— Ты всё правильно сделал, не забывай, что я врач, — успокоила она, поняв моё смущение.

Великая вещь — вода, а тёплая вода, после усталости — что-то особенное. Я развалился в бассейне, раскинув руки так, что на поверхности оставалась только голова. Для этого вдоль стенок были сделаны очень удобные сиденья и лежанки. Тот, кто делал бассейн, явно разбирался в том, что нужно для хорошего отдыха.

Мысли мои стали путаться, каменные стены куда-то уплыли, и я обнаружил себя маленьким мальчиком, стоящим посреди деревенского двора. Прямо передо мной стоит огромный одноэтажный дом с высоким крыльцом, на котором сидит, щурясь от солнца, молодая женщина — моя мама. Пальцы босых ног ощущают ласковую, нагретую летним солнцем пыль, сквозь которую кое-где пробивается слегка покалывающая ступни трава.

Но главный объект моего внимания стоит прямо передо мной — это здоровущий серый гусак, выгнувший шею и издающий грозное шипенье, перемежающееся боевым клекотом.

Нестойкое равновесие нарушила мама, она рассмеялась и кинула мне прутик.

— Не бойся! Дай ему прутом — пусть знает своё место.

Гусь, шарахнувшийся было от этого движения, снова принял боевую стойку, но прут в руке и мамина вера в меня придали уверенности, и я, столько раз удиравший с поля брани, перешёл в наступление. Победа оказалась на удивление лёгкой: мой противник, уже знакомый с прутом, после первого же замаха позорно бежал, помогая себе крыльями. Это наполнило меня чувством огромной гордости — впервые я поборол в себе труса.

… Мгновенье, и передо мной тот же залитый солнцем двор, но только смотрю я на него с огромной высоты, примостившись на самом гребне крыши.

Отец, поправляя что-то на ней, не убрал лестницу, собираясь ещё вернуться к работе, вот в этот промежуток я и полез. Поставил ногу на первую ступеньку, подтянулся, потом на вторую…. Никакой цели у меня не было, а в итоге — я сижу на самом верху, обняв конёк, и боюсь пошевелиться. Не знаю, сколько я смог бы так просидеть, но меня увидели. Тут же далеко-далеко внизу собралась вся моя семья: мать, отец и две старших сестры, они о чём-то говорили, показывая на меня. Через минуту отец уже лез на крышу, как-то очень медленно и осторожно переставляя ноги. И вот он рядом, обнимает меня своей крепкой, но очень ласковой рукой, и я уже не боюсь ни высоты, ни предстоящего спуска — моя вера в отца абсолютна.

Теперь я вижу отсюда весь мир; да, весь мир моего детства: небольшая речушка, которую мои сестрёнки переходили вброд, слегка приподняв подол платья, лесок за ней, куда я ходил вместе со всеми по грибы; жёлтое поле, где впервые нарвал васильков и, не зная, что с ними дальше делать, отдал их маме — она же приняла эти простые цветки, как самый ценный подарок, и очень долго хранила их, засушенные, в семейном альбоме. За полем начинался снова лес, но это был другой мир, о котором я знал только понаслышке, и где, как думал, живут герои так любимых мной сказок.

Спуск прошёл на удивление легко. Уже ближе к земле я стал бояться, что меня сейчас начнут ругать, но оказалось совсем наоборот — все смеялись и обнимали меня, а у мамы от смеха на глазах даже выступили слёзы.

… Снова прыжок — ещё один забытый кусок детства…И ещё…и ещё…и ещё.

Объединяли все сны две общих детали: солнечный свет, как будто и не было пасмурных дней, и ощущение счастья, как будто совсем не было печали.

Просыпаться ужасно не хотелось, сознанье цеплялось за эти тёплые островки и не желало возвращаться в сомнительную действительность. Но вот я уже вижу склонившуюся надо мной небритую Митькину рожу, стены подземелья и вспоминаю — где я, и что я.

Полностью вернул меня в действительность голос моего комба:

— Приспособления оболочки началось. Запущены механизмы обновления организма, но процесс этот медленный — существенных изменений придётся подождать.