Теодор Старджон: Синтетический человек

- Горти!

Он отпрянул в загазованную тень светофорного столба.

- Гортон Блуэтт, я тебя вижу.

- Кей... - Он подошел к ней, стараясь держаться поближе к забору. Послушай, не говори никому, что ты меня видела, ладно?

- Но - ой. Ты убегаешь! - выпала она, заметив сверток у него под рукой. - Горти - тебе плохо? - Он был бледным и уставшим. - Ты поранил руку?

- Слегка. - Он держал свое левое запястье правой рукой, крепко. Его левая рука была замотана в два или три новых платка. - Они собирались вызвать полицию. Я выбрался через окно на крышу сарая и прятался там весь день. Они искали по всей улице и везде. Ты не скажешь?

- Я не скажу. А что в свертке?

- Ничего.

Если бы она потребовала, или схватила сверток, он бы наверное никогда больше ее не увидел. Вместо этого она сказала:

- Пожалуйста, Горти.

- Ты можешь посмотреть. - Не отпуская свое запястье он повернулся так, чтобы она смогла вытащить сверток у него из-под мышки. Она открыла его - это был бумажный мешок - и вытащила страшное разбитое лицо Джанки. Глаза Джанки сверкнули ей и она пискнула:

- Что это?

- Это Джанки. Он был со мной еще до моего рождения. Арманд, он наступил на него.

- Так ты из-за этого убегаешь?

- Кей! Что ты там делаешь?

- Иду, мама! Горти, я должна идти. Горти, ты когда-нибудь вернешься?

- Никогда.

- Ой... этот мистер Блуэтт, он такой злой...

- Кей Хэллоувелл! Сейчас же иди сюда. Дождь идет!

- Да, мама! Горти, я хотела сказать тебе. Я не должна была смеяться над тобой сегодня. Геки принес тебе червяков и я подумала, что это шутка, вот и все. Я не знала, что ты действительно ел муравьев. Знаешь... Я когда-то съела сапожный крем. Ну и что.

Горти поднял свой локоть и она осторожно подложила под него пакет. Он сказал, как если бы только что подумал об этом - и действительно так оно и было.

- Я вернусь, Кей. Когда-нибудь.

- Кей!

- Пока, Горти.

И она ушла, мелькнули ее волосы, желтое платье, кусочек кружева, все это превратилось перед его глазами в закрытую калитку в деревянном заборе и в звук удаляющихся быстрых шагов.

Гортон Блуэтт стоял в темноте под моросящим дождем, замерзший, но с жаром в покалеченной руке и другим жаром в горле. Этот жар он проглотил, с трудом, и, подняв глаза, увидел широкий приглашающий кузов грузовика, который остановился перед светофором. Он побежал к нему, бросил на него свой маленький пакет, и извиваясь пытался забраться наверх, ухватившись правой рукой и пытаясь не задеть левую. Грузовик сдал назад; Горти отчаянно карабкался, чтобы остаться на нем. Пакет с Джанки начал скользить к нему, мимо него; он схватил его, теряя собственную устойчивость, и начал сползать назад.

Внезапно он увидел неясное движение изнутри грузовика и почувствовал вспышку ужасной боли, когда его разбитую руку сильно схватили. Он чуть было не потерял сознание; когда он снова смог видеть он лежал на спине на подпрыгивающем полу грузовика, снова держал свое запястье, и выражал свою боль выступившими слезами и тихими короткими стонами.

- Послушай, малыш, тебе что все равно сколько ты проживешь? - Над ним наклонился толстый мальчик, очевидно его возраста, наклоненная голова которого покоилась на трех подбородках. - Что с твоей рукой?

Горти ничего не сказал. Он пока еще был совершенно не в состоянии разговаривать. Толстый мальчик с удивительной осторожностью убрал здоровую руку Горти от носовых платков и начал снимать слои ткани. Когда он добрался до внутреннего слоя, он увидел кровь при свете от уличного фонаря, мимо которого они проезжали, и он сказал:

- Боже.

Когда они остановились перед еще одним светофором на освещенном перекрестке, он посмотрел внимательно и сказал: "О, Боже!", при этом все эмоции были где-то глубоко внутри него, а его глаза превратились в два сочувствующих узелка морщинок. Горти знал, что толстому мальчику было его жаль, и только тут он начал открыто плакать. Он хотел бы остановиться, но не мог, и не стал, пока мальчик снова бинтовал его руку, и потом еще какое-то время.

Толстый мальчик сидел облокотившись о рулон нового брезента и ждал пока Горти успокоится. Однажды Горти немного притих и мальчик подмигнул ему, и Горти, невероятно чувствительный к малейшей доброте, снова разрыдался. Мальчик поднял бумажный пакет, заглянул в него, что-то проворчал, аккуратно закрыл его и убрал его на брезент. Затем к удивлению Горти он достал из внутреннего кармана пиджака большой серебряный портсигар, такой, в котором пять металлических цилиндров соединены вместе, вытащил сигару, взял всю ее в рот и повернул ее, чтобы смочить, и закурил, окружив себя сладко-едким голубым дымом. Он не пытался разговаривать и спустя какое-то время Горти должно быть задремал, потому что когда он открыл глаза пиджак толстого мальчика был сложен как подушка у него под головой, а он не помнил, как его туда клали. Было уже темно. Он сел и тут же из темноты донесся голос толстого мальчика.