Анатолий Стась: Серебристое марево

- Ну-ка, посвети.

Я держал коптилку, а он, быстро сняв заднюю стенку металлического ящика, погрузил раскаленный паяльник в хаотическое сплетение проводов. Орудуя паяльником и кусачками, Юрка через несколько минут выудил из нутра радиостанции десятка два деталей. Мне были знакомы лишь реостат и два сопротивления, остальное я видел впервые. Разложив все добро на столе, Юрка смахнул ладонью со лба капли пота и пнул ногой искалеченную радиостанцию.

- Этот хлам теперь надо выбросить!

Расспрашивать я не решился, он ничего не объяснял. Мы вновь подтащили металлический корпус к брезенту и, спотыкаясь впотьмах, спустились вниз, к берегу. Взлетели брызги, рация скрылась под водой.

В траве звенели цикады. Раскаленное солнце висело над степью. В воздухе стоял зной, парило как перед дождем. Дорога, извиваясь меж курганами, которые в нашей округе называли Казацкими могилами, серой лентой тянулась к степному горизонту.

Юрка жевал стебелек, задумчиво глядя в небо. Я, лежа на животе, наблюдал, как суетятся в траве большие коричневые муравьи. Между мной и Юркой, под кустиком полевых ромашек, стоял деревянный ящичек. Не тот, похожий на шкатулку ящичек, который я увидел в руках у него в камышах, когда мы впервые столкнулись лицом к лицу. Ящик, возле которого бегали муравьи, напоминал большую почтовую посылку, обитую по углам латунными пластинами. На верхней крышке поблескивали ползунковые переключатели, сбоку ежиком топорщилась антенна, спаянная из множества тонких стальных проволочек.

Мы пришли к Казацким могилам еще на рассвете. Свой странный ящик Юрка нес за спиной в рваном мешке. Я не мог понять, что он намерен делать за селом, ради чего мы жаримся под солнцем. Но все же интуитивно чувствовал какую-то связь между нашим ожиданием, рацией, выброшенной в затон реки, и мастерской Юрки-Ленинградца в хате пасечника Резниченко. Но какова эта связь? Чем занимался Юрка в своей каморке? Почему он привел меня сюда, к наезженной дороге-тракту, а не куда-нибудь в другое, более укромное место?

Думая обо всем этом, я ощущал всем телом тепло прогретой земли, с наслаждением вдыхал пьянящий аромат трав. Звон цикад и зной убаюкивали, голова клонилась вниз, глаза слипались. Я положил щеку на ладонь, и приятная дрема разлилась по телу.

Спал я, должно быть, минут десять, не больше. Вдруг меня будто что-то толкнуло. Мгновенно проснувшись, явственно услышал нарастающий гул. Приподнялся на локтях, посмотрел на дорогу. Длинная колонна тяжелых трехосных грузовиков выползала из пыльной тучи, поднявшейся над курганами. В машинах сидели разомлевшие от жары гитлеровцы, чумазые от пыли. Такое я видел уже не раз: закатанные рукава мундиров, расстегнутые вороты, увядшие ветви молодых тополей, срубленных и поставленных в кузовы машин не столько для маскировки, сколько для прохлады, стекла кабин, отражавшие солнечные блики. Но сегодня вместе с вереницей грузовиков на дороге появилось что-то необычное, непонятное. Завеса из пыли над машинами как бы расслаивалась. Плотная серая пелена вверху быстро меняла цвет, превращаясь в серебристое дрожащее облако, которое плыло над колонной, подобно сказочному миражу. Казалось, чья-то невидимая рука набросила на машины, на поднятую колесами пыль легкую газовую шаль, усеянную ослепительно мерцавшими звездочками.

Колонна внезапно остановилась. Машины все сразу, одновременно, прекратили движение. Только передний грузовик еще какое-то время катил вперед, оторвавшись от остальных, а те, что шли за ним, будто наталкивались на невидимую преграду. Две или три машины столкнулись, уперлись радиаторами в задние борта кузовов. Заскрежетали тормоза, послышался стук ударов по металлу. Хотя резких столкновений не произошло (скорость была уже погашена), я догадался, почему так громко слышался звон металла: вокруг царила тишина, ведь моторы машин смолкли, как по команде.

Я оглянулся. Юрка стоял на коленях, не отрывая глаз от дороги, и обеими руками вроде бы прижимал ящик с антенной к земле. Лицо его было бледно, а глаза улыбались с торжеством и злостью. Шрам над бровью стал особенно заметным.

Застучали дверцы кабин, из машин выпрыгивали на дорогу солдаты, водители подняли капоты и пытались завести моторы, послышались раздраженные окрики офицеров. Несколько гитлеровцев бросились к передней машине. Они с криком окружили шофера. Тот показывал им на свой грузовик, видимо, что-то объяснял. И верно, его машина никак не могла стать причиной затора: она остановилась позже других и по инерции откатилась от колонны метров на тридцать.