Роберт Сойер - Неандертальский параллакс

— Да, — радостно подтвердил Понтер. — Конечно, растительность совсем другая. То есть, растения примерно тех же пород, но растут в других местах. Но скальные обнажения очень похожие — и этот валун посреди ручья! О, я хорошо знаю этот валун. Я часто забирался наверх и там читал.

Понтер отбежал немного в сторону.

— Здесь — прямо здесь! — наша задняя дверь. А здесь — столовая. — Он перешёл в другое место. — Спальня вот тут, прямо у меня под ногами. — Он вытянул руки перед собой и в стороны. — А вот такой вид из окна спальни.

Мэри проследила за его взглядом.

— И из окна можно было увидеть мамонтов?

— О да. И оленей. И лося.

Мэри была одета в свободный топ и лёгкие слаксы.

— А мамонтам с их мехом летом не жарко?

— Летом они линяют, сбрасывают почти весь мех, — сказал Понтер, подходя к ней и становясь рядом. Он прикрыл глаза. — А звуки… — сказал он с тоской в голосе. — Шуршание листьев, жужжание насекомых, журчание ручья, и… О! Вы слышали? Гагара кричит. — Он восхищённо покачал головой. — На слух всё как дома. — Он открыл глаза, и Мэри увидела, что его золотистые зрачки окружены теперь розовой каймой. — Так близко, — сказал он, и его голос дрогнул. — Так невообразимо близко. Если б я только мог… — Он снова крепко зажмурил глаза, и его тело чуть-чуть дёрнулось, словно он пытался преодолеть границу между мирами усилием мысли.

У Мэри от этой сцены разрывалось сердце. Это, должно быть, ужасно, оказаться вырванным из твоего мира и выброшенным неизвестно куда — в мир такой похожий, и вместе с тем такой чужой. Она подняла руку, не вполне понимая, что собирается сделать. Он повернулся к ней, и она не могла сказать, не знала, не была уверена, кто из них первым двинулся навстречу другому, но внезапно её руки обхватили его широкий торс, а его голова опустилась ей на плечо, и его тело затряслось, и он заплакал, а Мэри гладила его длинные светлые волосы.

Мэри попыталась вспомнить, когда последний раз видела плачущего мужчину. Вероятно, это был Кольм. Он плакал не из-за каких-то проблем с их браком — нет, их он нёс в каменном молчании. Это было, когда умерла его мама. И даже в тот момент он пытался натянуть на себя маску бравады, позволив лишь нескольким слезинкам скатиться по щеке. Но Понтер плакал, не стесняясь, оплакивая весь свой утраченный мир, утраченную любовь, утраченных детей, и Мэри дала ему выплакаться, пока он не успокоился сам и не затих.

Когда же это произошло, он посмотрел на неё. Он открыл рот, и Мэри ждала, что мужской голос Хак произнесёт «Простите» — разве не это настоящему мужчине положено говорить после того, как он позволил себе заплакать, позволил своей броне пасть, а эмоциям — вырваться на свободу? Но Понтер сказал лишь: «Спасибо». Мэри тепло улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.

Жасмель Кет начала день с визита к Лурт, женщине Адекора.

Она совершенно не удивилась, найдя её в лаборатории погружённой в работу.

— Здравый день, — сказала Жасмель, входя в квадратную дверь.

— Жасмель? Что ты здесь делаешь?

— Адекор просил меня сходить к вам.

— У него всё в порядке?

— О да. С ним всё хорошо. Но ему нужна от вас услуга.

— Для него — всё, что угодно, — сказал Лурт.

Жасмель улыбнулась.

— Я надеялась, что вы так и скажете.

На то, чтобы добраться от ближайшей дороги до места, где в мире Понтера стоял его дом, потребовалось больше времени, чем Мэри ожидала, и, разумеется, не меньшее время ушло на обратный путь. Когда они снова вернулись к машине, уже было семь вечера.

После дальней пешей прогулки они серьёзно проголодались, и Мэри предложила раздобыть чего-нибудь поесть. Так что когда они подъехали к маленькому деревенскому трактиру, рекламный плакат на котором гласил, что здесь подают оленину, Мэри притормозила возле него.

— Как тебе это место? — спросила она Понтера.

— Я вряд ли могу быть арбитром в этих делах, — ответил тот. — Чем здесь кормят?

— Олениной. — Би-ип .

— Что это?

— Мясо оленя.

— Оленя! — воскликнул Понтер. — Олень — это было бы здорово.

— Я сама никогда не пробовала оленину, — сказала Мэри.

— Вам понравится, — заверил её Понтер.

В трактире было всего шесть столиков, но ни одного посетителя. Мэри и Понтер уселись друг напротив друга; между ними на столе горела белая свеча. Главного блюда пришлось ждать почти час; но она хотя бы могла перебить голод ржаным хлебом с маслом. Мэри хотела было заказать салат «цезарь», но она стеснялась чесночного запаха изо рта, даже обедая с обычными людьми; для Понтера этот запах мог стать настоящим мучением. Так что вместо «цезаря» она взяла салат от заведения — что-то вроде винегрета с сушёными помидорами. Понтер тоже взял этот салат, и хотя гренки он оставил, всё остальное съел с видимым удовольствием.