Питер Уоттс - Водоворот

В общем, то, что они украли, мы вернули. И я хочу тебе рассказать, что конкретно мы сделали, потому как невежество порождает страх, и все такое. Сам знаешь.

Ты в курсе насчет рецепторов Минского в лобных долях и что нейротрансмиттеры вины привязаны к ним, а ты воспринимаешь это как угрызения совести. Корпы создали Трип так: они вырезали из паразитов парочку генов, отвечающих за изменение поведения, и подправили их: чем более виноватым ты себя чувствуешь, тем больше Трипа закачивается тебе в мозг. Он связывается с нейротрансмиттерами, которые в результате изменяют конформацию и фактически забивают двигательные пути, а у тебя наступает паралич.

Между прочим, поэтому тебе так нравятся кошки. Чтобы перепрыгнуть на другого носителя, самая обычная токсоплазма превращает грызунов в любителей хищни­ков. Ставлю сотню квебаксов, что до уколов ты не был таким жалким рабом Мандельброт, я права?

В общем, Спартак — это аналог вины. Он взаимо­действует с теми же участками, что и Трип, но конформация у него немного другая, поэтому Спартак забивает рецепторы Минского, но больше не делает практически ничего. К тому же он распадается медленнее, чем обычные трансмиттеры вины, достигает более высокой концентрации в мозгу и в конце концов подавляет активные центры простым количеством.

В этом вся прелесть замысла, Кайфолом: выработка естественных трансмиттеров и Трипа не снижается, а по­тому через любую проверку ты пройдешь чистеньким. Даже анализ на более сложные формы даст положительный результат, ведь базовый комплекс по-прежнему с нами — он просто не может найти свободных рецепторов, за которые мог бы зацепиться.

Так что ты в безопасности. Честно. «Ищейки» — не проблема. Я не подвергла бы тебя опасности, Ахилл, поверь мне. Ты слишком много... Ты для меня слишком хороший друг, чтобы так тебя подставлять.

Такие дела. Я рискнула, а дальше все в твоих руках. Впрочем, если сдашь меня, знай: это твое решение. Как бы ты его ни рационализировал, какую-нибудь тупую длинноцепочечную молекулу ты винить больше не сможешь. Все ты, все — твоя свободная воля.

Потому воспользуйся ей и подумай обо всем, что ты сделал и почему, а потом спроси себя, действительно ли у тебя нет никаких моральных ориентиров. Неужели ты не смог бы принять всех этих жестких решений не отдавая себя в рабство кучке деспотов? Я думаю, смог бы, Ахилл. Ты порядочный человек, и тебе не нужны их кнуты и пряники. Я в это верю. И ставлю на это все.

В общем, ты знаешь, где меня искать. Знаешь, какой у тебя выбор. Можешь присоединиться ко мне или вонзить нож в спину. Выбор за тобой.

С любовью, Элис».

По официальным данным, последний раз ее видели в Янктоне. Су-Сент-Мари приютился в восточном углу Верхнего озера. Прямая линия между двумя этими точками проходила через озеро Мичиган.

Лабин в точности знал, где надо разбить лагерь.

Сейчас Великие озера были уже не такими великими, дефицит воды в двадцать первом веке сократил их объем на двадцать пять процентов. (По мнению Кена, это была не такая уж большая цена за предотвращение войн за воду по всей планете.) Но Кларк была рифтером, а озера — по-прежнему глубокими и темными. К тому же находились прямо по пути. Спасаясь от преследования, любая амфибия была бы полной дурой, не воспользовавшись таким преимуществом.

Разумеется, любая амфибия с IQ выше комнатной температуры понимала, что именно там ее станут поджидать враги.

Кен стоял в четырехстах метрах от северного берега Мичигана. Непрерывная кромка промышленной прибрежной зоны тянулась от Уайтинга до Эванстона, едва видимая между сушей и водой: темные широкие полосы старой грязи, которые сходили за береговую линию там, где не надо было заходить на глубину.

— Прогноз погоды проверял? — спросил Бертон, африканер, все еще злой от того, что Лабин отобрал у него командирские полномочия во имя спасения мира. Ореол голографического света, идущего от интерактивной па­нели, озарял снизу его лицо.

Лабин покачал головой. Бертон смотрел в иллюминатор обзорной площадки подъемника. Сверху надви­галась тьма, словно кто-то расстилал по небу большой черный ковер.

— Прогноз повысили до восьмерки. Дойдет до нас через час. Если она по-прежнему дышит водой, то ей эта способность понадобится даже на берегу.

Кен хмыкнул и запустил общее сканирование чикаг­ской береговой линии. Естественно, никаких значимых результатов не получил. Под зловещим небом суетились похожие на муравьев гражданские. «Возможно, она пря­мо сейчас стоит там, внизу. В любой момент одна из этих букашек прямо на моих глазах прыгнет с мола, и все закончится. Или я ее даже не замечу, что более вероятно. Все наши «оводы», все войска могут сколько угодно рыскать вокруг, пока не грянет буря, а она будет сидеть в безопасности и холоде, притаившись в грязной воде на глубине в сто пятьдесят метров».