Владимир Немцов - Осколок солнца

— Отцу верите?

Жора утвердительно кивнул головой. Павел Иванович достал из ящика письмо.

— Читайте, — сказал он и болезненно поморщился. — Неужели в вас нет ни капли совести?

Когда Жора пробежал первые строки, кровь бросилась ему в голову. Так вот кто виновник всех его бед! Кто ему дал право вмешиваться? И, главное, как глупо — доносчиком оказался любимый папаша. Удружил, нечего сказать. Маман бы этого никогда не сделала.

Передавая письмо Курбатову, Жора притворно вздохнул.

— Папа не ошибся. Позорная рассеянность. Но я обещаю вам, что этого никогда не повторится. Какой же я ротозей!

— Подберите другое слово. Ваш поступок не называется ротозейством и, как вы сами заявили, не случаен.

Кучинский потер переносицу.

— Ах, да. Я подумал о Багрецове.

— Оставьте его в покое. Ребенком не прикидывайтесь. Еще раз спрашиваю: кому предназначался осколок из восьмого сектора?

— Никому. Я даже не знаю, как он попал в посылку.

— Ваш отец тоже ничего не знает, иначе бы он не прислал письмо. Посылка отправлена на имя вашей матери. Ей должен быть известен адресат, кому вы просили передать осколок. — Павел Иванович сдвинул брови, и его глаза неподвижно остановились на лице Кучинского. — Не так ли?

Жора потупился. Он понимал, что история принимает невыгодный для него оборот и, главное, касается матери, которая, сама того не подозревая, впутывается в беду. Курбатов дела так не оставит, напишет куда следует. Маман пригласят для чистосердечного разговора. Она, конечно, в истерику. Кто виноват? Дорогой сынок. Это он втянул ее в сложные взаимоотношения с работниками главка и с начальником четвертой лаборатории. Сынок получил секретное задание, а маман отвечай. К тому же неизвестно, в чем ее могут подозревать.

С отцом Жора поссорится — разве можно простить такое! — а с маман не хочется. Она хозяйка в доме, ей никто не смеет перечить. Скажет: «Петр Данилович, иди поцелуй Жору», — и мир в доме будет восстановлен.

Вот почему Жора решил пожертвовать дружбой с Чибисовым и выдать его «государственное задание», в которое, откровенно говоря, до сих пор не верил, считая его чем-то вроде мелкой интриги против Курбатова.

Павел Иванович не торопил Кучинского, понимая, что признание дается не легко. Он рисовал верблюдов, потом пристраивал к ним завитушки, зачеркивал нарисованное и снова брал чистый лист бумаги.

Наконец Кучинский поднял глаза.

— Вы меня поставили в очень неловкое положение, Павел Иванович. Я выполнял секретное поручение главка, а вы…

— От кого? От меня секретное?

— Именно от вас. Но я надеюсь, что это останется между нами. Я же не имею права…

— Опять мудрите, Кучинский.

— Могу замолчать.

Жорка обнаглел. После того как он выдал себя, терять нечего. Но можно еще заручиться признательностью Курбатова за то, что ему станет известен секрет его недоброжелателей в главке.

— Но мое молчание не в ваших интересах, Павел Иванович.

— Мои интересы вас не касаются. Подумайте о своих, а потому рассказывайте. Итак, вам было поручено переслать в главк образец с восьмого сектора?

Жора втянул воздух сквозь зубы.

— Выходит, что так.

— Данные из тетради Михайличенко тоже? Кому? Кто вам давал задание?

— Только не подведите меня, — предупредил Кучинский. — В главке потребовали, чтобы поручение осталось в секрете.

— Неудачно придумано, товарищ Кучинский. Какое отношение вы имеете к главку, чтобы получать от него секретные задания? Кто вы? Студент-недоучка. Павел Иванович вертел в пальцах карандаш, как бы желая его переломить. Уж очень наглой показалась ему выдумка Кучинского. — Неужели я могу поверить, что государственная организация будет прибегать к вашей помощи, когда ей ничего не стоит получить от меня любые образцы с любого сектора, все расчеты и все данные.

— А если хотят, чтобы вы не знали об этом? Щадят ваше самолюбие?

— Вы не так уж глупы, чтобы не понять, как это наивно. Руководители главка нашли случайного человека и послали его колоть плиты у Курбатова? Забавно.

— Почему случайного? — обиделся Кучинский. — Меня там хорошо знают.

— Кто, например?

Единственного знакомого из главка хотелось бы не выдавать, но обстановка сложилась столь неблагоприятно, что не назвать никого — значит вызвать новые подозрения, а этого Жора боялся больше всего.

— Знает меня товарищ Чибисов, — растягивая слова, проговорил Кучинский. Потом, потом… Ну, в общем, сейчас не помню…