Светлана Багдерина - Шесть жизней Анны Карениной

— Да. Конечно. Знаю. Завтра, — кивнул Анна, и в душе ее поднялась волна горячей ненависти, но еще больше — зависти к наивной простушке Долли, к безалаберному неудачнику — ее мужу Стиве, к двуличному Вронскому и даже к бесстыдным Сорокиным.

Ведь у них будет завтра. И только от нее, Анны, сейчас зависело, какое завтра они все получат: наполненное животным самодовольством и покоем, или отравленное раскаянием, каковое все они и заслуживают за то пренебрежение, с которым отнеслись к ней и ее беде. Эгоисты!

Не догадываясь о ее мыслях, Долли с плохо скрываемым ужасом, изумлением и сочувствием оглядывала Каренину.

— Тебе надо умыться и почистить платье, дорогая. Я помогу, вон, платяная щетка на полке…

— Это такие пустяки! Я должна спешить! — лихорадочно отмахнулась Анна, но все же под умоляющим взглядом невестки сделала попытку смыть грязь.

— Теперь гораздо лучше, — неуверенно проговорила Долли, рассматривая мутные сероватые разводы возле ушей золовки. — Только твои волосы… Поедем к нам, там…

— Нет, я не могу, не могу, мне нужно незамедлительно мчаться, — возбужденно заговорила она, — но волосы… и вправду… волосы…

Мечущийся по комнате взор Карениной остановился на голове невестки.

— Не могла бы ты мне одолжить свою шляпку? Пожалуйста?..

Вронского и Сорокиных на Ходынке она нашла по чистой случайности. Устав пробиваться сквозь толпы праздношатающейся публики и продавцов сувениров, что бродили по булыжной мостовой от павильона к павильону и от экспоната к экспонату, она в отчаянии двинулась к самой высокой башне со странным грибообразным наплывом на вершине в надежде подняться туда и осмотреться. Все трое обнаружились у ее подножия: веселая компания, ведущая приятную беседу с другой такой же: румяным офицером под ручку с двумя хихикающими дамами в возрасте.

«Разбитной братец вывел в свет своих кузин — старых дев», — неприязненно подумала Каренина, нервно сжимая в руках непонятно зачем приобретенный бронзовый макет какой-то странной машины, угластый и тяжелый. — «Только не найти им женихов, нет, всё бесполезно. И тебе, Алексей, не найти с Сорокиной счастья».

Ищущий взор ее скользнул по башне, приобретшей в ее глазах теперь иную ценность, и остановился на толстой стеклянной трубе, уходившей под самую шляпку гриба. Внутри ее, сверху вниз, скользила площадка, на которой стояли люди, боязливо скучившись ближе к стене.

«Туда! Скорей туда! Упасть у их ног! И пусть он пожалеет! Пусть они оба пожалеют и покаются!» — поднялась болезненная обжигающая волна в душе Карениной, и не раздумывая более, она заспешила ко входу в башню.

Двери подъемника и лестница, ведущая наверх, располагались почти рядом, но желающие добраться до последнего этажа предпочитали долгий путь по ступеням вознесению над бездной, и полукруглая площадка была пуста. Швейцар скучал у ее распахнутых дверей, провожая равнодушным взглядом посетителей.

— Мне наверх!

Не удостаивая вниманием швейцара, Анна решительно шагнула на ребристую металлическую платформу и застыла, жадно отыскивая среди толпы Вронского.

— Как прикажете, барыня, — с достоинством поклонился швейцар, неспешно, полный осознанием собственной важности, закрыл за ней двери и нажал на кнопку.

Где-то далеко загудела машина, и площадка медленно и плавно двинулась вверх.

— Где же, где же, где… — возбужденно шептала Каренина, всматриваясь в толпу у подножия башни. — А если они уже ушли?..

Но Вронский и его спутники были на месте. Все так же галантно улыбаясь, он говорил что-то двум старым девам, и те смеялись, прикрывая лица веерами.

«Пытается уже и их соблазнить! Так и надо этой Сорокиной! Ненавижу его и ее!» — зашлось от ревности и негодования сердце Анны, и тут же пропустило такт. — «Пора. Уже достаточно высоко. Если падать с большой высоты, лицо может повредиться и они не узнают меня».

Но как?.. Она замахнулась на стекло кулаком и обнаружила, что все еще сжимает металлическую вещицу, купленную с полчаса назад у особенно назойливого лоточника. «Сама судьба за меня!» — вспыхнули щеки Карениной, и она ударила игрушкой по прозрачной преграде, отделяющей ее от пропасти под ногами — и мщения.

И еще раз, и еще, и еще, и еще…

Когда силы ее иссякли и она в изнеможении опустила руку, с грохотом роняя сувенир, мимо ее лица проплыли и исчезли под платформой лишь несколько еле видных царапин на нетронутом стекле.

«Это какое-то нелепое наваждение или дурной сон!» — не успела подумать Анна, как стена за ее спиной сменилась закрытыми дверями, а площадка остановилась.