Джек Вэнс - Эмфирио

Гил с облегчением развел руками: «Замечательно! Вы как-нибудь обойдетесь без меня. По сути дела...»

«Нет-нет, — прервал его Бохарт. — Как же мы обойдемся без тебя? Без изобретателя гениального плана? Чепуха! Это было бы недостойным плагиатом!»

«Тогда — никаких нелегалов. Никаких заявлений, манифестов и мероприятий — ничего вообще — без моего предварительного утверждения».

«Но ты же не можешь быть повсюду одновременно!»

Десять секунд Гил сидел и молча смотрел на Бохарта. Он уже собрался было открыть рот, чтобы окончательно и бесповоротно отказаться от участия в проекте, когда Бохарт пожал плечами: «Пусть будет по-твоему».

Явившись в мастерскую Амианте, Шьют Кобол горячо протестовал: «Курам на смех! Молокосос, практически еще подросток — в списке кандидатов на должность мэра! И в довершение ко всему называет себя «Эмфирио». Как это называется? Это ни в какие ворота не лезет!»

Амианте вкрадчиво спросил: «Разве нарушаются какие-нибудь правила?»

«Без всякого сомнения это неуместная, неприличная выходка! Насмешка над внушающей благоговение, почтенной должностью. Многие будут возмущены и введены в заблуждение!»

«Если те или иные поступки не противоречат правилам, значит, они уместны и приличны, — сказал Амианте. — А если они уместны и приличны, значит, так может поступать любой иждивенец, и никто ему не указ».

Лицо Шьюта Кобола стало кирпично-красным: «Неужели вы не понимаете, что мне придется подать объяснительную записку — даже если мне не объявят выговор? Начальник спросит: почему я не предотвратил хулиганскую выходку подопечных? Что ж, очень хорошо. Вы намерены упрямствовать — я тоже могу быть упрямым. На мое рассмотрение как раз представили запрос об увеличении вашего пособия. Я могу рекомендовать или не рекомендовать его. Мне придется отказать в удовлетворении запроса, сославшись на ваше несознательное, пренебрежительное отношение к общественным обязанностям. Создавая проблемы для меня, вы ничего не выигрываете!»

Амианте стоял на своем: «Действуйте по своему усмотрению».

Шьют Кобол резко повернулся к Гилу: «А ты что скажешь?»

Гил, до сих пор относившийся к своей кандидатуре без энтузиазма, теперь едва сдерживался — голос его дрожал от ярости: «Правила не нарушаются. Почему я не могу внести свое имя в список кандидатов?»

Шьют Кобол распахнул дверь и выскочил из мастерской.

«Ну и ну! — пробормотал Гил. — Возникает впечатление, что Найон и его нелегалы правы, и собесовцы бегают, как тараканы на сковородке!»

Амианте ответил не сразу. Он сидел, поглаживая маленький подбородок, служивший недостаточным основанием лицу с массивными скулами и высоким лбом. «Настало время!» — сказал наконец Амианте каким-то подавленным, глухим голосом.

Гил с удивлением взглянул на отца — тот разговаривал сам с собой. «Настало время!» — повторил Амианте.

Гил уселся за верстак и принялся за работу. То и дело он недоуменно поглядывал на Амианте, сидевшего и смотревшего на площадь в открытый дверной проем. Губы Амианте время от времени шевелились, как будто он произносил беззвучные заклинания. Через некоторое время он встал, открыл шкаф, достал свою папку с древними документами и стал перелистывать бумаги. Гил наблюдал за происходящим с возрастающим беспокойством.

Вечером Амианте надолго задержался в мастерской. Гил ворочался в постели и долго не мог уснуть, но не спустился узнать, чем занимается отец.

На следующее утро в мастерской пахло чем-то острым и кисловатым. Гил не задавал вопросов; Амианте не предлагал объяснений.

В тот же день Гилу предстояло участвовать в пикнике, устроенном правлением гильдии на Колчедановом острове, километрах в тридцати от амбройского побережья. Небольшой скалистый выступ посреди моря мог похвалиться лишь редкими, согбенными непрестанным ветром деревцами, павильоном, несколькими рыбацкими хижинами и рестораном. Гил надеялся, что его политические амбиции не привлекут внимания — в конце концов, городская предвыборная кампания давно превратилась в условность и никем не рекламировалась. Но не тут-то было. День-деньской его покровительственно похлопывали по плечу и поддразнивали, за ним исподтишка наблюдали, его избегали. Несколько молодых людей и девушек интересовались тем, почему он выбрал такое незаурядное прозвище, какими побуждениями он руководствуется, каковы будут его планы в том случае, если его изберут. Гил не смог толково ответить на все вопросы. Он не хотел признаваться в том, что ввязался во всю эту историю спьяну, поддавшись соблазну устроить фарс назло Собесу, и согласился выдвинуть свою кандидатуру только потому, что боялся опозориться в глазах приятелей. Его могли обвинить в хаотизме. Униженный и раздраженный, он с нетерпением ждал окончания загородной вечеринки. Когда он вернулся в Амброй, Амианте дома не было. В мастерской еще чувствовался кисловатый запах, подмеченный Гилом с утра.