Джек Вэнс - Эмфирио

Теперь Найон рассказывал о своих злоключениях в штрафной бригаде Собеса. Все замолчали, чтобы послушать. По словам Бохарта, сперва его препроводили в управление и долго допрашивали, после чего ему строго запретили впредь поддерживать какие-либо связи с контрабандистами. Найона предупредили, что его потенциал очень высок и что, если он не одумается, ему грозит реабилитация. Гейде, дожевывавшая остатки эспержа, вдруг спросила: «Вот чего я никогда не понимала: нелегалы — не иждивенцы, они не получают пособия, на них не заведены штрафные счетчики. Таким образом, нелегала нельзя реабилитировать?»

«Нет, — отозвался Бохарт. — Нелегала, объявленного преступником, изгоняют за одну из четырех границ Фортинона. Просто бродяг и лиц без определенных занятий изгоняют на восток, в Бэйрон. Контрабандистов ожидает худшая участь — их выгоняют на Щелочные солончаки. За тяжкие преступления полагается изгнание «на два вершка» в Борредель. Мне все это объяснил следователь по особым делам. Я ему говорю, что я не преступник и ничего особенного не сделал, а он талдычит, что я нарушил правила. Я намекнул, что, дескать, лишние правила-то пора бы и отменить, но он даже не рассмеялся».

«Разве нет какого-нибудь способа изменить правила?» — спросила Сонджали.

«Понятия не имею, — пожал плечами Найон Бохарт. — Надо полагать, генеральный инспектор делает то, что считает нужным».

«Странная у нас страна, надо сказать, — заметил Флориэль. — Когда все это началось? И чем все это кончится?»

Гил подался вперед: «В древности столицей Фортинона был Тадеус. Тогда служба соцобеспечения была просто отделом, одним из множества правительственных департаментов. Потом, когда Тадеус разбомбили, не стало никакого правительства, и больше некому было менять правила Собеса. С тех пор они и не меняются».

«Ага! — заинтересовался Бохарт. — И где ты это узнал?»

«У отца».

«Что ж, если ты у нас все знаешь, объясни, как изменить чертовы правила?»

«В Фортиноне нет правительства. В Амброе всегда было городское управление, возглавляемое мэром, но Собес фактически взял на себя все управленческие функции».

«Мэр? Мэр — никто, мэр ничего не может, — проворчал Бохарт. — Теперь он просто хранитель городских исторических документов».

«Что ты себе позволяешь? — изображая шуточное возмущение, воскликнул Флориэль. — Разве ты не знаешь, что мэр — троюродный брат моей матери? Из чего само собой следует, что он достойный, уважаемый человек».

«По меньшей мере, его нельзя изгнать или отправить на реабилитацию, — сказал Гил. — Если бы мэром стал такой человек, как Эмфирио — а выборы, кстати, через месяц — он мог бы настоять на соблюдении положений Хартии Амброя, и Собесу пришлось бы подчиниться».

Маэль Вилли усмехнулся: «Представьте себе! Всем поднимут пособие! А собесовцы займутся уборкой мусора и доставкой почты».

«Кто может быть избран мэром? — спросил Флориэль. — Кто угодно?»

«Конечно, кто угодно, если мэром угораздило стать троюродного братца твоей матушки!» — съязвил Найон Бохарт.

«Он выдающийся человек!» — назидательно поднял палец Флориэль.

Гил заметил: «Обычно выдвигается кандидатура одного из старейших членов совета председателей гильдий. Этого единственного кандидата, естественно, избирают и переизбирают, и он занимает должность мэра до самой смерти».

«А кто такой Эмфирио? — спросила Гейде. — Где-то я слышала это имя».

«Мифический герой, — ответил Найон Бохарт. — Персонаж межзвездной легенды».

«Не сочтите меня за дуру, — продолжала Гейде с решительно натянутой улыбкой, — но я все-таки не понимаю, в чем заключалось бы преимущество выдвижения кандидатуры мифического героя на должность городского мэра. Что от этого изменится к лучшему?»

«Яне предлагал выбирать Эмфирио, — объяснил Гил. — Я сказал, что такой человек, как Эмфирио, может быть, оказался бы способен настоять на реформах».

Флориэль пьянел на глазах. Он разразился глупым хохотом: «А что? Давайте выберем Эмфирио, мифический он или не мифический!»

«Правильно! — поддержал его Маэль. — Выберем Эмфирио! Я — за, обеими руками!»

Гейде презрительно поморщила нос: «Все равно не вижу в этом никакой пользы».

«Никакой реальной выгоды в этом нет, — отозвался Найон Бохарт. — Но это было бы забавной шуткой, дурачеством, выражением протеста, называйте это как хотите. Почему бы не показать нос Собесу?»

«Дурацкая затея, что правда, то правда, — хмыкнула Гейде. — Детские шалости».