Джек Вэнс - Эмфирио

«Обучение в Храме не относится к числу обязательных видов общественной деятельности, — прервал его инспектор. — Тем не менее, оно настоятельно рекомендуется — в той мере, в какой любой другой духовный инструктаж представляется нелегальным. Таким образом, тебе надлежит явиться в храмовое управление по воспитанию молодежи завтра в десять часов утра».

Амианте тоже назначили персонального консультанта, и Гилу волей-неволей пришлось отправиться в центральный храм Финуки, что в районе Като. Служитель выдал ему бледно-красный плащ с поясными подвязками для упрощения прыжков, учебник с иллюстрациями и разъяснениями великого плана Финуки и схемы простейших выкрутасов, после чего отвел его в орнаментарий для групповых занятий.

Гил не блистал успехами в храмовой школе — его далеко опережали не только сверстники, но и дети гораздо младшего возраста, с легкостью исполнявшие изощренные выкрутасы, перепархивая длинными прыжками от одной эмблемы к другой, пританцовывая и кружась в пируэтах, прикасаясь вытянутыми носками к священным символам, презрительно перелетая через черные и зеленые штрафные клетки «провинностей», молниеносно пробегая по крайним рядам и бдительно не наступая на красные «дьявольские метки».

Дома Амианте, снова ощутивший внезапный прилив энергии, учил Гила читать и писать по табелю третьего ранга. Кроме того, по настоянию отца Гил посещал занятия по математике при школе гильдии.

Теперь Гил был постоянно занят. Старые добрые дни безделья и бродяжничества вспоминались, как смутный сон. На следующий день рождения Амианте вручил ему отборный щит арзака — чтобы Гил вырезал ширму по своему рисунку.

Гил выбрал один из подготовленных эскизов — симпатичную композицию, изображавшую мальчишек, карабкающихся на фруктовые деревья — и приспособил его к естественному узору дерева.

Амианте одобрил набросок: «Подойдет — причудливо и весело. Нет ничего лучше веселой поделки. Радость быстротечна; неудовлетворенность и скука — наши вечные спутники. Люди, любующиеся панелями, имеют право ожидать, что они скрасят им существование в той мере, в какой это возможно, даже если такое облегчение — не более, чем абстракция».

Цинизм отца вызвал у Гила инстинктивный протест: «Радость — не абстракция! Почему люди довольствуются иллюзиями, если действительность полна настоящих переживаний? Не лучше ли действовать, чем предаваться мечтам?»

Амианте, разумеется, пожал плечами: «Прекрасные мечты доступны в изобилии, а осмысленные поступки редки. Предпочтения людей могут объясняться этим простым обстоятельством».

«Но поступки реальны! Любое действие важнее тысячи иллюзий!»

Амианте мрачно улыбнулся: «Что, если действия иллюзорнее, чем мечты? Кто знает? Фортинон — древняя страна. Миллиарды рождались здесь и умирали, пропадая, как бледные силуэты рыб в глубинах океана времени. Вот они поднимаются к озаренному солнцем мелководью, сверкая чешуей на несколько мгновений — и вот они уже тонут в вечных сумерках».

Гил нахмурился, подойдя вплотную к янтарным просветам двери, позволявшим видеть искаженную выпуклым стеклом картину Ондл-сквера: «Я не рыба. Ты не рыба. Мы живем не в океане. Ты — это ты, а я — это я, и мы живем в нашем доме». Он бросил инструменты на верстак и вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Прогулявшись на север по Вейжу, он по старой привычке взобрался на холмы Данкума. Там, к своей досаде, он обнаружил двух маленьких мальчиков и девочку лет семи или восьми, сидевших в траве и бросавших камешки с обрывистого берега. Их болтовня казалась невыносимо шумной в месте, где Гил провел столько времени в размышлениях. На возмущенный взгляд незнакомого подмастерья дети ответили растерянным недоумением. Гил отправился на север по длинному гребню, полого спускавшемуся к грязевым отмелям Додрехтена. По пути он вспомнил Флориэля — они давно не виделись. Флориэля зачислили в гильдию литейщиков. Когда они встретились в последний раз, Флориэль щеголял в черной кожаной тюбетейке, едва державшейся на копне кудрей, производившей странное впечатление для подростка его возраста. Флориэль держался несколько отчужденно. Гил решил, что его приятель, несмотря на безрассудные мальчишеские проекты, образумился и решил приобрести профессию.

Вернувшись домой ближе к вечеру, Гил застал отца за необычным занятием: Амианте просматривал папку с драгоценными документами из коллекции, хранившейся в кабинете на третьем этаже.