Андрей Столяров - Наступает мезозой

– Четырнадцать…

– Второй этаж по коридору направо, – расслабившись, сказал учитель. – Постучать трижды. Вычитание.

Последнее число означало, что из сегодняшнего числа надо вычесть двенадцать. Конкин так и сделал, получив в уме минус пять, но математические способности ему не пригодились, потому что приемная директора была пуста, дверь распахнута, пароля никто не спросил, и он сразу же прошел в кабинет, где лицом к открытому входу, перегнувшись, прямо на канцелярском столе сидел Леон и, ужасно сморщившись, цедил в притиснутую к щеке телефонную трубку:

– Нет!… Я сказал тебе: нет!.. Нет, старейшины еще не собирались… Я, пойми ты, не знаю, что может произойти… Позвони через час. Нет, какие-либо акции я запрещаю!..

Резким движением он опустил трубку на рычаги и, пронзая Конкина безумным всепроникающим взглядом, но однако в то же время и как бы не видя его, сообщил:

– Убит Пересмешник…

Конкин похолодел.

А Леон, как пружинный чертик, соскочив со стола, обогнул его по левому краю и, плюхнувшись в кресло, начал быстро-быстро перебирать раскиданные перед собой бумаги. Он просматривал их сверху вниз, дико комкал и отшвыривал в угол, так что вскоре там собралась изрядная куча, а отдельные документы складывал в несколько раз и распихивал по карманам.

Одновременно он кусал губы и отрывисто, невнятно говорил Конкину:

– Вчера исчез Музыкант… Тоже, наверное, убили… Вероятно, они объявили нам войну… Во всяком случае, Конвенция нарушена… Теперь нас будут убивать одного за другим… Школа засвечена, надо уходить отсюда… Что вы стоите? Не стойте: займитесь документами…

Он указал Конкину на лепной камин, вероятно оставшийся еще со времен царизма, и Конкин, буквально ощущая, как опустевает школа, как она наполняется громадной нежилой тишиной, перетащил туда ворох бумаг, кое-как сложил его пирамидкой, пододвинул, поправил и, нащупав в кармане спички, неловко чиркая, поджег с ближней стороны. Пламя пыхнуло, немного поколебалось и вдруг, как хищник, бросилось внутрь – пожирая добычу, с гудением уходя в трубу.

Тогда Конкин выпрямился.

– А что будет со мной? – спросил он. – Вы меня убьете или все-таки отпустите?

И Леон тоже выпрямился.

– Нет, – после паузы сказал он. – Мы никого не убиваем. Мы вообще не принуждаем никого сотрудничать с нами. Сотрудничество – дело добровольное. С другой стороны, поскольку объявлена война, то ситуация, конечно, резко ухудшилась. Мы теперь не сможем защищать абсолютно всех. Вы меня понимаете? Раз вы не с нами, то вы не можете рассчитывать на нашу помощь. Это – логично. Вам придется рассчитывать только на самого себя. – Поменяйте работу, переедьте на другую квартиру. Запасных документов у вас, конечно, нет? – Чуть запнулся и сам ответил. – Ну, конечно, откуда? Впрочем, может быть, они и не понадобятся. Начнется суматоха, пальба – скорее всего будет не до вас. По крайней мере в ближайшее время. Недели две или три, а там – посмотрим… Я все-таки не верю, что они с нами справятся…

Он вдруг замер и даже поднял, предостерегая, смуглый указательный палец – несколько секунд, прислушиваясь, стоял в этой позе, а потом облегченно вздохнул:

– Нет, показалось… – нетерпеливо поскреб ногтями по лакированной крышке стола. – Ну что же он не звонит, ему уже пора звонить…

Темное лицо его снова ужасно сморщилось.

– Послушайте меня, – нервно сказал Конкин. – Я ничего не знаю о ваших делах. Не знаю и не хочу знать. Они меня не интересуют… Воспитание нового поколения… Истинно существующая реальность… Так, чтоб мир был для них – невыносим… Это, по-моему, бред собачий… Ладно. Я не собираюсь оспаривать. Но в свое время вы обещали, что поможете мне. Помните – тогда, в зоопарке? Собственно, поэтому я сюда и пришел. Существует же, в конце концов, обычная человеческая порядочность…

Он в растерянности замолчал, чувствуя, что говорит очень путано. На него давила оцепенелость школьного здания. Где-то неподалеку журчала в трубах вода. Доносилась скороговорка невыключенного радио.

– Да-да, конечно, – рассеянно ответил Леон. – Честно говоря, вам еще повезло. Большинство людей, очнувшихся от летаргии, просто гибнет, так и не разобравшись, что именно происходит. Не выдерживают ужаса окружающего. А мы вас заметили, поддержали в какой-то мере. – Он опять замер, подняв палец. И вдруг глаза его блеснули, как у питона. – Нет, не показалось…

– Что? – одними губами спросил Конкин.

Но Леон уже совершенно бесшумно выпрыгнул из кресла, дернув ящичек секретера, выхватил из глубины его пистолет и спросил также, как и Конкин, одними губами: