Андрей Столяров - Сад и канал

Духота, однако, была чудовищная. Даже стены из красного камня ничуть не смягчали ее. Я прошел через гулкие темные мрачно-пустынные залы. Одиноко белели стеклянные колпаки на столах. Кто сейчас ходит в библиотеки

— никто не ходит. Молодой, очень бледный, до прозелени, человек — в сюртучке, ощутимо спирающем его узкие плечи, оторвавшись весьма недовольно от разложенных книг, проглядел мой заказ и неприятно поморщился:

— Полагаю, что таких реквизитов в наличии нет…

— Полагаю, что — есть, — ответил я очень высокомерно.

Я уже научился, как надо вести себя с этими молодыми людьми. Да и он, наконец, разглядел на заказе шифр нашей Комиссии. И поэтому выгнул бесцветные брови:

— Один секунд…

И — исчез, только лампа горела над ветхими книгами. Я небрежно, как будто от скуки, придвинул одну из них. «О земных и воздушных иллюзиях» — значилось на обложке. Кожа. Розы тиснения. Восемнадцатый век.

Вот ведь как! Интересные книги они здесь читают. Я ведь именно это издание включил в свой заказ. Но вчера мне ответили, что — временно не выдается. Дескать — срок, реставрация, нет на хранении, и — вообще.

Я забарабанил пальцами по деревянной стойке. Мне ужасно не нравилось то, что происходило в последние дни. Разумеется, это могло быть естественным совпадением. И, однако ж, таких совпадений я не любил.

Что-то много у нас получается — якобы совпадений.

Между тем за огромными окнами библиотеки сгустился мрак. Абсолютный, непроницаемый — будто ночью. И его вдруг прорезал трепещущий медленный свет. Грозовая лиловость заполнила все помещение. Жутко прыгнули тени — от стульев, витрин и шкафов. И квадратные стекла, прогнувшись, задребезжали — вероятно, своей толщиной поглотив раскатившийся гром. Будто сыпали доски, но где-то — в большом отдалении. Мелкий всхлип вдруг донесся из-за стеллажей. И жестокий сквозняк пролистнул, подминая, страницы — вздернув в воздух закладку и вышвырнув ее в коридор.

На секунду мне показалось, что там — пробежали.

Молодой человек в сюртучке все не шел и не шел. Обстановка немного действовала мне на нервы. Потому что опять я услышал короткий, но явственный всхлип. Даже рокот дождя, в тот момент сыпанувший по крышам, а затем провалившийся вниз — не ослабил его.

Ощущение было, сознаюсь, не из приятных.

— Есть тут кто-нибудь?!.. — крикнул я в темную глубь стеллажей.

Голос мой утонул — навсегда, между толстыми книгами. И опять на мгновение показалось, что кто-то — перебежал. И лиловая вспышка опять озарила все здание. И усилился мерный клокочущий рокот дождя.

Мне, в конце концов, все это попросту надоело.

Я откинул барьерчик на стойке, преграждающий вход, и прошел сквозь дохнувшее мертвой бумагой хранилище — свет из лампочек на потолке в это время слегка потускнел, но зато впереди проступило какое-то желтое марево, что-то мерклое, слабое и неровное, как от свечи. Ощутимо запахло горячим растопленным воском. За хранилищем, оказывается, находился еще один зал. Правда, меньших размеров, зато чрезвычайно отделанный, весь — в портьерах, диванчиках, креслах и зеркалах. Между окон пестрели старинные гобелены, лепка хора курчавилась матовым серебром, и в настенных трезубцах действительно плавились свечи, а у двери, закрытой гардиной, — стоял человек.

Он был низенький, плотненький, крепко сбитый, лупоглазый, как будто родился совсем без век, светло-рыжие злые ресницы его торчали щетиной, а в глазах, как у зверя, была водянистая светлая жуть. Он был в длинной, до пола, ночной шелковистой рубашке, по манжетам и по оборке внизу — в сплошных кружевах, из которых выглядывали синие пряжки шлепанцев, круглый череп же был полускрыт нитяным колпаком. Впечатление он производил очень странное. И в особенности — розовое жабье лицо, обрамленное какими-то светлыми буклями. А в руках он держал почему-то серебряный молоток — ограненный, переливающийся камнями — и по блеску камней было видно, что руки его дрожат.

Человек обернулся ко мне, и глаза его чуть не вывалились.

— Ну?!.. — надорванным лающим голосом потребовал он. И притопнул короткой, по-видимому, кривоватой ножкой. — Сволочь!.. Немыть!.. Дубина!.. Я тебя зачем посылал?!.. — Вероятно, он уже ничего не соображал от бешенства. Две слезы пробежали по выпуклым грушевидным щекам. Он, наверное, ярился и плакал одновременно. — Где Кутайсов?!.. Где гвардия?!.. Где караул?!.. Разбежались, как крысы!.. В подвалы, в подвалы!.. Что — семеновцы?!.. Подняты ли мосты?!.. Трусы!.. Свора ублюдков!.. Мерзавцы!.. Почему до сих пор не зажжен — ни один фонарь?!..