Андрей Столяров: Странный человек

Я лежал, уткнувшись в сухие иголки. Сильно пахло смолой. Боль в скрученной руке вынимала душу. В таком положении мало что можно было сделать, но я все-таки сделал, и мы покатились, поочередно оказываясь наверху. Мужчина был тяжелым и сильным, но, на мое счастье, совсем не умел драться грамотно, надо было только ждать, когда он раскроется...

А потом я достал фонарик и осветил его лицо. Директор!

- Не надо шума, - сказал я и осветил себя. Больше всего я боялся, что он закричит. Харламов скит находился где-то рядом, и если бы он закричал, то на наблюдении можно было бы поставить крест. Но он не закричал - дернул щекой, спросил:

- Вы? Откуда?

Шепотом я объяснил, кто я такой и откуда, разумеется, не упоминая о задании.

- Пустите меня, - сказал директор.

Я погасил фонарик. Директор сел, покрутил головой.

- Фу, черт... Вы сломали мне шею... Между прочим, я сразу понял, что вы не из облоно.

- Что вы делали в лесу? - спросил я.

- Выслеживал Харлама. Решил, нужно самому посмотреть, какие тут у нас завелись призраки.

- Видели его?

- Нет.

- А зачем пошли за мной?

- Я же не знал, что это вы, - сердито сказал директор.

- А вы вообще этого Харлама когда-нибудь видели? - спросил я.

- Да.

- Когда?

- Например, сейчас вижу, - хладнокровно сказал директор.

Я обернулся. Между деревьями недалеко от нас передвигалась мерцающая тень. Я быстро прикрыл директору рот рукой. Тень была мне по грудь и напоминала карикатурного человечка, какого рисуют дети, - круглая голова, а вместо рук и ног - черточки. Свет от нее исходил фосфорный, ничего не освещающий. Смотреть было жутковато. Я расстегнул кобуру.

- Пойдем за ним? - высвободившись, прошелестел директор.

Я колебался всего секунду. Кем бы это привидение ни было, упускать его нельзя.

- Только без моего приказа ничего не делать.

Привидение вовсе не плыло по воздуху, как мне показалось. Оно то и дело спотыкалось, неразборчиво бормотало, шуршали иглы, иногда хрустела ветка. Это меня успокаивало: меньше шансов, что нас услышат.

Идти пришлось недолго. Деревья поредели. Лунный свет, как вода, встал между ними. Появилась поляна - небольшая, круглая, в высокой голубой траве. Из нее, как из озера, поднималась черная, покосившаяся избушка, крытая дерном. Крыша ее съезжала до земли.

Привидение пересекло поляну - почти невидимое в голубой траве, вспыхнув в проеме, прикрыло дверь. Ни искры не мелькнуло в низких оконцах.

- Будем брать? - предложил директор. - Теперь оно от нас никуда не денется.

Я молчал. Взять привидение сейчас, неожиданно, представлялось очень заманчивым. Конечно - деться ему было некуда. Но я не имел на это разрешения. И сомневался, что получу его, связавшись со штабом. У штаба была своя правота: в такой операции нельзя рисковать ничем, а идти в одиночку, даже вдвоем, против того, кто мог оказаться в избушке, было все-таки рискованно.

Директор нетерпеливо покашлял.

- Когда вы уходили, где был Зырянов? - спросил я.

- Зырянов? При чем здесь Зырянов? - удивился он. - Наверное, дома. Он по вечерам не выходит. Боится темноты. Каждый вечер запирается в квартире.

- А к нему кто-нибудь заходил вечером?

- Нет, он этого не любит.

Разговор мы вели торопливым шепотом, не сводя глаз с избушки. Я прикинул расстояние и окончательно решил, что туда мы не пойдем: в голубой траве нас бы сразу заметили.

- Объясните, при чем здесь Зырянов? - сердито сказал директор, Ответить я не успел. Из избушки раздался звук, будто нажали клавишу рояля. Мы переглянулись.

- Вперед? - спросил директор.

- Нет, - сказал я.

- Пять секунд, и мы там.

- Нет.

Звук повторился, такой же одинокий, тоскующий, повис в воздухе. Из трубы избушки поднялся ослепительно-белый луч, очень тонкий, как вязальная спица; постоял и заметался, выписывая сложную фигуру.

Звуки - все на одной ноте - посыпались дождем, слились в жалобный стон и погасли. Луч беззвучно плясал над крышей. Я заметил, что он вовсе не достает до неба - свечение заканчивалось внезапно, словно упираясь в невидимую преграду. Директор смотрел как зачарованный.

- Ну и Харлам, - протянул он.

В тишине над светлой поляной возник очень чистый, детский голос, выводящий какую-то странную горькую мелодию. Луч метался в такт переливам. Трава пошла волнами, хотя ветра не было. На голубых метелках ее появились крошечные розовые огоньки. Директор обхватил еловый ствол - застыл. У меня поджались пальцы ног, кожа пошла пупырышками, словно по телу поползли сотни холодных скользящих мокриц.