Роберт Силверберг: Элари

Оставшись на корабле, я стал мрачно изучать вышедший из строя блок питания, пытаясь наметить хотя бы первоначальный план действий по наладке этого сложного кибернетического устройства. Команда же вышла отдыхать на открытый воздух.

Через десять минут после того, как я открыл запор и выпустил их, из грузового отсека на корме раздался какой-то лязг.

— Кто там? — крикнул я.

— Я. — Этот хрипловатый бас мог принадлежать только Виллендорфу, — Я ищу преобразователь мыслей, сэр.

Я промчался по коридору, открыл дверь отсека и оказался лицом к лицу с Виллендорфом.

— Зачем вам преобразователь? — выпалил я.

— Объявился абориген, сэр, — лаконично ответил он.

Я вытаращился на него. На наших картах не было отмечено существование разумной жизни в этом секторе Галактики. Но, опять-таки, эту планету еще никто не изучал.

Я показал в глубь отсека:

— Шлемы там. Я сейчас к вам выйду. Только соблюдайте правила установления контактов.

— Конечно, сэр. — Виллендорф забрал шлем-преобразователь и ушел.

Через несколько минут я поднялся в шлюзовую камеру и выглянул наружу.

Вся команда столпилась вокруг маленького существа. Оно казалось таким слабым и хрупким, что я даже усмехнулся. Чужак в общем-то походил на гуманоида, у него были руки и ноги, а бледно-зеленое безбровое лицо гармонировало с приглушенными фиолетовыми красками планеты. На его голову немного набекрень был надет преобразователь мыслей, открывая мохнатое зеленое ушко. Виллендорф общался с ним.

А потом они увидели меня, стоящего в шлюзовой камере, и Хейли крикнул:

— Спускайтесь, командир!

Когда я протолкался в центр круга, Виллендорф повернулся ко мне:

— Познакомьтесь с Элари, сэр. Элари, это наш начальник.

— Мы рады познакомиться с вами, — важно сказал абориген. Преобразователь автоматически перевел его мысли на английский, сохранив некоторую неточность, допущенную чужаком, — Вы сказали, что явились с небес.

— У него грамматика немного не того, — вставил Виллендорф, — Он все время называет и самого себя, и каждого из нас во множественном числе. А вот теперь и вас тоже, командир.

— Странно, — сказал я. — Преобразователь должен переводить по правилам. — Я повернулся к аборигену, который чувствовал себя совершенно свободно в нашем окружении, — Меня зовут Брайсон. А это — Виллендорф.

Абориген в секундном замешательстве сморщил гладкий лоб и произнес:

— Мы — Элари.

— Мы? Ты, а кто еще?

— Мы и еще мы, — любезно пояснил Элари.

Я уставился было на него, но тут же сдался. Простому землянину зачастую слишком сложно понять инопланетный разум.

— Добро пожаловать в наш мир, — произнес Элари после короткой паузы.

— Спасибо, — ответил я. — Спасибо.

Я вернулся на корабль, оставив своих парней общаться с аборигеном. У них было еще двадцать шесть минут перерыва, а потом предстояло заняться серьезной работой — ремонтом корабля. Посиделки с лопоухими аборигенами — это одно, возвращение на Землю — совсем другое.

Планета оказалась теплой и дружелюбной, с холмистыми полями и радующей глаз фиолетовой растительностью. Мы разместились на поляне у края красивой рощицы. Могучие деревья с толстыми стволами вздымались вокруг нас.

Элари наносил визиты каждый день и стал уже чуть ли не талисманом экипажа. Мне и самому нравился маленький абориген, и я временами общался с ним, хотя и плохо понимал, о чем он говорит. Несомненно, ему тоже было трудно понять нас. В конце концов, возможности преобразователя не безграничны.

Навещал нас только он один. Насколько нам было известно, он был вообще единственным мыслящим существом на всей планете. Нигде не было признаков разумной жизни, и хотя Виллендорф на третий день, в свободное время, совершил самовольную вылазку, он не обнаружил никакого поселения. Куда Элари уходил по вечерам и вообще как он нас отыскал, оставалось загадкой.

Ну а что касается блока питания, дело шло медленно. Кеттеридж, который отвечал за ремонт, обнаружил неисправность и пытался устранить ее, чтобы не монтировать новый блок.

И снова ничего не вышло. Он провозился четыре дня, собирая пробную схему, а потом проверил ее. Увидел, как она заискрила и разрядилась, — и начал собирать новую.

Я ничего не мог поделать и чувствовал, как в экипаже нарастает напряжение. Каждого раздражал и он сам, и другие, и я, и все остальное.

На пятый день Кеттеридж и Виллендорф наконец сорвались. Они вместе корпели над блоком, но поссорились, и Кеттеридж тут же влетел в мою каюту.