Роберт Силверберг - Путешественники

Сестра моя лучезарная, Мэйфлай! По матрице, но это обязывает даже больше… Если Никомастир высок и черноволос, Мэйфлай миниатюрна и сверкает золотом. Они встретились на планете Олех в системе Лубрика; Мэйфлай пленилась его импульсивной, непостоянной натурой с первого взгляда. С тех пор они всегда путешествуют вместе. Куда направляется Мэйфлай, туда же следую я: такое обязательство налагает матрица. Так вот я и перебираюсь, кряхтя, с мира на мир за ними, а со мной — моя капризная, обаятельная, лукавая Велимиль. Ее психосенситивные картины известны ценителям сотни планет, но принадлежит Велимиль только мне. Потому она и остается четвертым артистом нашего неделимого квартета.

Многие считают путешествие по лучу развертки делом немыслимым и ужасным, но я никогда не беспокоился по этому подолу. Пугает то, что звездолета нет: никакая осязаемая преграда не отделяет «пассажира» от межзвездного одиночества. Неуютно проваливаться в никуда сквозь прорехи в континууме, не имея другой зашиты, кроме путевого шлема и какой-то медной сеточки… А в остальном — легко и просто: устанавливаешь координаты, активируешь маяк и ждешь. Стоишь и ждешь, пока сканирующий луч далекой станции не захватит и не выдернет тебя. Если все сделать правильно, луч захватит и багаж. Чаше всего так и получается.

Такой способ странствовать не имеет ничего общего с роскошью. В коконе силового поля путешественник провал ивается в свободные ячейки пространственно-временной решетки по мере их появления. «Пассажир» чувствует себя пузырьком на волнах бесконечного океана: беспомощность, одиночество и невозможность отменить начатое движение подавляют. Обмен веществ прекращается, но разум живет; лишенное возможности заснуть сознание проворачивается вхолостую. Заглушить бессмысленный шум в мозгу невозможно, как нельзя почесать нос, если руки связаны за спиной. В конце концов, спустя час, месяц или век — сказать невозможно, — тебя «вываливают» на посадочную площадку места назначения.

Никакие звездолеты просто не способны конкурировать с переходом по лучу развертки — но процесс все равно неприятен и даже отчасти унизителен.

Мы уже в пути, собственно: луч развертки добрался до Мэйфлай. Где-то через полчаса исчез Никомастир, почти сразу за ним — Велимиль. А вот мне пришлось ждать на золотом лугу не один час. Индивидуальные маршруты иногда расходятся — можно отстать от спутников безнадежно. Едва ли кто-то из нас вообще не попадет на Сидри Акрак, но бывают случаи, когда разрыв по времени прибытия составляет годы… Тоскливо, а если уж быть честным — страшно.

В конце концов меня захлестнула ослепительная аура луча развертки и смела во тьму, где сотня световых лет — один шаг и лишь невидимая сфера силового поля защищает от призраков иного пространства.

Висеть в полной неподвижности посреди царства мрака приходится долго: тысячу веков, наверное. Бесконечная пустота у самого сердца и извилистый путь по темным норам континуума.

Под бременем неестественного покоя разум делается гиперактивным: я размышляю, как чаще всего бывает, о самых глубоких вопросах. О чести, долге, справедливости, ответственности, смысле существования — словом, о вещах, в которых у меня так и не вышло разобраться ни за эту жизнь, ни за четыре предыдущих. Я успеваю сделать важные выводы, новее они так же скоро улетучиваются.

Еще приходят мысли о том, что переход никогда не закончится. Изредка, в одном случае на миллиард, вследствие особого стечения обстоятельств путешественник зависает между мирами навечно. Или, по крайней мере, на десять или двадцать тысяч лет, нужных телу с остановленным обменом веществ, чтобы умереть. Достоверных сведений, впрочем, нет, одни слухи: может, ничего никогда и не было. Но каждый раз наступает момент, и я начинаю верить — это случилось со мной.

Тогда перед глазами вспыхивает радуга — алая, зеленая, голубая и фиолетовая, и слышится голос сестры моей, Мэйфлай.

— Добро пожаловать на Сидри Акрак, милый! Как хорошо, что ты с нами, — мурлычет она на ухо.

Никомастир уже рядом; минуту спустя из радужного кокона выныривает Велимиль. Пролетев бог знает сколько сотен световых лет, мы прибыли на место почти одновременно. Поистине, четверка счастливчиков.

Сидри Акрак — место, известное на всю Вселенную. Заселенный по меньшей мере тысячу лет назад, он до сих пор выглядит едва обжитым. Замощены только центральные улицы полудюжины больших городов, остальные — синяя грязь в сухое время и мутные реки в сезон дождей. Дома — грязные, покосившиеся, продуваемые сквозняками — построены где попало, назло логике и порядку. Несмотря на тысячу лет колонизации, планета представляет собой океан джунглей, который не просто окружает поселения, но захлестывает их. Омерзительные твари рыщут повсюду, как у себя дома.