Роберт Силверберг - Рожденный с мертвецами

— Меня послали, чтобы проводить тебя к жилищу, — сказал Пабло, — Идем, там твой автомобиль.

Не считая указаний повернуть налево или направо, Пабло произнес ровно три фразы.

— Дом воскрешения.

Пятиэтажное здание, приветливое, как любая больница. Стены цвета старой бронзы и черные, как оникс, окна.

— Дом отца-проводника.

Скромный кирпичный дом, как у приходского священника, на краю небольшого садика.

— Ты будешь жить здесь.

С этими словами Пабло вышел из машины и быстрым шагом удалился.

Остановиться Кляйну надлежало в Доме странников — гостинице для приезжих мертвецов. В этом городе безрадостных зданий длинная и низкая постройка из шлакоблоков требовала по-истине крепких нервов, чтобы не опуститься на дно отчаяния. В чем бы ни состояли желания мертвецов, им явно не требовалось архитектурных изысков. Голос из автомата в суровом вестибюле отправил Кляйна в номер: квадратную комнатку с белеными стенами и высоким потолком. Выяснилось, что к услугам гостя имеется коммуникатор с экраном, туалет, узкая кровать, комод, стенной шкаф и маленькое окошко, откуда открывался вид на соседнее здание, ничуть не веселее самой гостиницы.

Никто ничего не сказал про деньги. Может, Кляйн стал гостем города? Никто не сказал вообще ничего. Похоже, его приняли. Недорого, оказывается, стоит уверенность Джиджибоя в том, что самозванца немедленно разоблачат. Или уверенность Долоросы в том, что он расколется через десять минут. Кляйн находится за стенами Сиона уже полчаса. Его раскололи?

— Еда не имеет для нас особого значения, — говорил Доло-роса.

— Но вы едите?

— Конечно. Просто еда не имеет значения.

Для мертвецов — может быть, но пока что не для Кляйна. Без изысков можно обойтись, однако есть нужно, лучше три раза в день. И неплохо бы перекусить прямо сейчас. Что же делать? Заказать обед в номер? Здесь нет прислуги. Первое правило Долоросы: не задавай прямых вопросов. К железному коммуникатору это наверняка не относится. Компьютеры не требуют соблюдения этикета. Правда, голос за экраном может не принадлежать машине; на всякий случай надо использовать лапидарный стиль, который, по словам Долоросы, предпочитают мертвецы.

— Обед?

— Кантина.

— Где?

— Четвертый централ.

Четвертый централ? Очень хорошо. Неужто он не найдет дороги? Переодевшись, Кляйн зашагал по линолеуму длинного коридора в сторону вестибюля. На улице окончательно стемнело, зажглись фонари. Под покровом темноты убожество Сиона больше не резало глаза. Напротив, бездушная регулярность планировки обернулась намеком на божественную симметрию.

На улицах, однако, не было ни номеров домов, ни указателей, ни пешеходов. Десять минут Кляйн шел куда глаза глядят. Он надеялся, за неимением лучшего плана, встретить кого-нибудь, кому тоже нужен четвертый централ. В конце концов он встретил высокую женщину царственного вида, весьма преклонных лет. Но оказалось, что подойти к ней Кляйн не в силах. Он помнил, что ему говорили: не задавай прямых вопросов, не опирайся ни на чью руку. Кляйн шагал рядом с женщиной, не задавая вопросов и не приближаясь вплотную, пока она внезапно не скрылась в одном из домов. Еще десять минут прошли в невеселых размышлениях. Итак, некто прибыл в Сион в первый раз. Живой или мертвый, хоть на какую-то помощь он вправе рассчитывать? Может, Долороса отчасти набивал себе цену.

На ближайшем углу Кляйн решительно приблизился к человеку, прикуривавшему спиной к ветру.

— Простите, не могли бы вы…

— Кляйн? — Мужчина смотрел ему прямо в глаза. — Ну конечно. Никакого сомнения. Значит, ты тоже переплыл реку забвения.

Один из занзибарских компаньонов Сибиллы, сообразил Кляйн. Мортимер, приметливый и сообразительный. Член псев-досемейной группы, что бы это ни значило. Вот и все, сумрачно подумал Кляйн, выдерживая взгляд Мортимера. Сейчас его разоблачат. Семи недель не прошло, как он спорил с Мортимером во внутреннем дворике занзибарского отеля. Этого недостаточно, чтобы умереть, воскреснуть и обсушить крылышки. Однако прошло несколько секунд, а Мортимер ничего не сказал.

— Я только что приехал, — сообщил Кляйн. — Пабло проводил меня в Дом странников, а теперь я ищу кантину.

— Четвертый централ? Тебе повезло. Мне как раз туда.

Ни тени подозрения на лице Мортимера. Может быть, беглая улыбка — единственный и последний знак того, что мертвый распознал живого? Не следует забывать, что для мертвецов вселенная — дешевая игрушка, они ничего не принимают всерьез.