Яцек Савашкевич - Контакт

— Работа хорошая, — говорили старшие дежурные, и Макинто в глубине души признавал их правоту. Но он не любил свою работу. По многим причинам. В основном потому, что она была действительно хорошей, спокойной, и потому, что коллеги, четверть жизни просидевшие на дежурствах, так ее хвалили.

Обязанности дежурного были очень просты — сиди себе, и только. Остальное — работу, о которой техник Пабле говорил, что неизвестно где ее начало, а где конец, — исполняли автоматы. Пабле приходил раз в неделю, чтобы осмотреть радиоприемную аппаратуру. В среднем это занимало четверть часа, остальным рабочим временем он мог распоряжаться свободно. Макинто завидовал ему, пока не узнал, что техник все остальные дни недели торчал в мастерской, где работы почти не было, да и была она еще скучнее, чем в обсерватории. Потому что в обсерватории хоть иногда что-то да происходило. Например, в среднем два раза в неделю включался зуммер, и хотя заранее было известно, что это опять ложная тревога, сама необходимость проанализировать поступивший сигнал позволяла убить время.

Бывало, что старшим коллегам Макинто надоедало слушать читающий аппарат, а по видео шел малоинтересный публицистический блок. Тогда они, пользуясь монтажным столом и архивными пленками, писали так называемую космичёскую музыку. Из зарегистрированных импульсов и потоков сигналов, принятых радиотелескопом из Галактики, выбирали и объединяли наиболее интересные, по их мнению, отрывки. Так иногда появлялись произведения с удивительной мелодической линией. Самое красивое из них (по мнению большинства работников обсерватории) — им страшно гордился его автор, старший дежурный Хеннес, — называлось «Симфония пульсара РР Лира».

Подобные творческие пробы Макинто считал проявлением детства, а причину почти поголовного увлечения ими усматривал в монотонности работы. Он с тревогой думал о своем будущем и часто упрекал себя в том, что, имея все условия, не пишет диссертацию или, что сейчас страшно модно, какую-нибудь научную работу. Конечно, сразу после учебы, когда он еще радовался диплому радиоастронома, у него была масса планов, и именно для их реализации он устроился в обсерваторию.

Но работа, которую он исполнял, делала безвольным, опустошала. Достаточно было взглянуть на постную физиономию Гулла, которого Макинто обычно сменял, сесть к пульту и послушать монотонное гудение аппаратуры.

— Есть что-нибудь новое? — спрашивал Макинто, потому что так повелось. Этот риторический вопрос стал традиционным.

— Одна «молния» от архангела Гавриила и хоровое пение с группой цефеид.

Это мрачная шутка, которую Макинто знал наизусть и к которой был всегда готов, каждый раз его раздражала. Он постоянно обещал себе поговорить с Гуллом, но кончалось тем, что Макинто молча падал в теплое еще кресло и с миной мученика ждал, пока Гулл уберется к черту, — что тот и делал довольно быстро и охотно.

Но сегодня Гулл задержался.

— Обрати внимание на квадрат Кардашева, — сказал он, — в нем было четыре тревоги.

— Ого! — удивился Макинто. — А текст?

Четыре сигнала за смену явление необычное, и об этом можно было поговорить. Макинто приготовился высказывать различные предположения, выслушивать их от Гулла, то есть как-то скрашивать долгое дежурство.

— Что-то невразумительное, — Гулл кивнул и вышел.

Макинто даже обиделся — он никакого другого ответа и не ждал, но поговорить-то можно было. В то же время явное бегство Гулла привлекло его внимание к сигналам.

Лаборатория принимала все диапазоны радиоволн, улавливаемые системой антенн с орбиты Земли. Особенное внимание обращалось на сигналы с частотой от 2000 до 4000 мегагерц, которые наименее подвержены искажениям, о чем должна знать каждая научно-техническая цивилизация. А так как неведомая передача велась на этих частотах, то приняли ее довольно четко.

Макинто проверил отдаленность радиоисточника от Земли. Получилось около пятисот световых лет, что в пересчете на мощность давало величину в миллиард раз больше достигнутой в мире. Предположение, что данный радиоисточник искусственного происхождения и его активность подтверждает существование научно-технической цивилизации, можно было исключить полностью. На лекциях ему футурологию не преподавали, а в работе принимаются во внимание только факты.

Удивляло лишь то, что никогда еще не принимали сигнала с настолько стабильной и узкой полосой частот, да и район, из которого поступал сигнал, считался зоной низкой активности радиоизлучения.