Мино Милани - Пульсирующий камень

— Попробуем переставить микрофон, — предложил я. Все испугались возможного исхода этого эксперимента. Но потом Эванс поднялся и решительно перевернул микрофон, направив его в противоположную сторону — к самолету, в пустоту, в ничто. Мы замерли в ожидании.

Тишина.

Прошло несколько секунд. И еще тридцать, сорок, шестьдесят… Никаких вздохов. Абсолютное молчание. И никакого мерцания капсулы. Ничего.

Перепуганный Финкль коснулся прибора, проверил микрофон и снова приставил к камню.

Секунды, которые последовали затем, тянулись мучительно медленно и казались долгими часами.

— Ох… Ох…

Мы посмотрели друг на друга. Все, стоявшие рядом со мной, выглядели одинаково — бледные, растерянные, потрясенные, напуганные. В этот момент все остальное на свете просто перестало существовать для нас. Забыты были и золото, и банкноты, и взрывчатка, и Астрид с ее пистолетом, и тупамарос. Главным стало нечто такое, что мы не способны были понять, что пугало нас, — что-то могучее, грозившее уничтожить нас… Если, конечно, мы не бредим или этот непогрешимый прибор не сошел с ума.

Исчезло ощущение времени. Мы стояли и слушали колдовской шепот, смотрели на это едва заметное для глаз мерцание капсулы.

Эванс опять переместил микрофон, и снова наступила тишина. Но как только микрофон направляли к камню, он неизменно посылал нам свое слабое дыхание. И капсула пульсировала. Финкль, сжимая пальцы, прошептал:

— Там где-то бьется сердце.

От абсурдности подобных слов у него даже перехватило дыхание. Он испуганно посмотрел на нас, словно опасаясь, что мы накричим на него или рассмеемся прямо в лицо.

Но мы не могли сделать ни то, ни другое. Единственное, на что мы были способны, это повторить то же самое:

— Да, там бьется чье-то сердце.

Чье-то сердце.

Есть ли тут какая-то логика? Есть ли, наконец, пусть очень далекая, но возможность все это принять за действительность? И все время, пока я, с трудом оторвав взгляд от прибора, смотрел на камень, в голове моей рождались самые разные мысли, я не мог управлять ими, они вспыхивали и гасли, словно светлячки. Сердце. Чье? Животного? Неважно.

«Какое-то ископаемое? — подумал я. — А что такое ископаемое, если не материя, которая когда-то была живой, а теперь замкнута в футляр из камня? Но у ископаемых нет пульсирующего сердца — оно у них такое же недвижное, как и сам камень, замуровывающий их. Так ведь? Конечно, так. Но тогда…»

— Ох… ох…

В таком случае, что же там бьется? Могу я представить себе живое ископаемое? Нет. Нет, я вообще отказывался вообразить что-либо, что могло пережить тысячелетия. Я, может быть, чаще других встречал всяческие чудеса и, наверное, мог бы сказать, что не верю в будущее как во что-то, что еще только должно начаться. Но этот феномен переходил все границы. Все пределы.

Оторвав взгляд от камня, я посмотрел на прибор, который слабо и неумолимо пульсировал.

— Хватит ломать голову, — сказал я, сделав глубокий вздох. — Тут может быть только одно из двух — либо прибор испорчен, либо в этом камне, верим мы в это или нет, заключено пульсирующее сердце.

Все взглянули на меня с таким видом, как будто я оскорбил их. Наверное, они ненавидели меня в этот момент. Но сдались, как сдался и я. Эванс сказал:

— Тогда надо выяснить, что же именно… — Он посмотрел на меня. — Вы же не станете утверждать, будто в этом камне находится живой человек?

— Человек? — прошептал Дег.

— Ну, человек или животное, какая разница! — возразил Эванс. — Наверное, речь идет всего лишь о каком-нибудь магнитном явлении… — Тут он запнулся и вдруг, как бы желая избавиться от этой мысли, что отвлекала его от другой — от мысли о деньгах, с негодованием воскликнул: — Какое это имеет значение? Если хотим узнать что-то, надо расколоть этот проклятый камень и все! Взрывчатки, — воскликнул он, — у нас тут сколько угодно, не так ли?

— Я могу поговорить с Астрид, — сразу же отозвался Финкль и заволновался: — Да… да… о, да… я уверен, она не будет… иметь ничего против. Нам ведь нужно только выяснить… словом, это ни в коей мере не помешает ее планам… — Он замолчал, с испугом глядя на камень. Мы тоже рассматривали его.

Огромный, похожий на гигантское, неправильной формы яйцо, темный породистый валун был накрепко вплавлен в скалистую почву площадки. До этих пор он был для нас лишь ничего не значащим осколком горы. Но теперь…

— У Астрид в голове совсем другое, ей сейчас не до ископаемых, — пробормотал я.