Клиффорд Саймак - Почти как люди - Город. Почти как люди. Заповедник гоблинов

И помолчав немного, добавил:

— Хотя, наверно, каждому свое. Вам вот нравятся фазаны и утки, мне — еноты. А еще я знаю одного совсем древнего старикашку — так он возится со скунсами. И думает, что лучше животных на всем свете не сыщешь. Уж такую он с ними водит дружбу! Могу поклясться, что он с ними даже разговаривает. Пощелкает языком, поворкует что-то, и они уже тут как тут, взбираются к нему на колени, а он их ласково так поглаживает, точно кошек. А потом они еще и домой его проводят — так и бегут следом, как собаки. Ей-богу, прямо глазам не веришь. Аж страшно становится, как он с ними хороводится. Он живет на холмах у реки — у него там домишко, а округа кишмя кишит этими скунсами. Он пишет о них книгу. Сам видел, он мне ее показывал. А пишет он карандашом, в самом простом грошовом блокноте — такой грубой бумагой ребятишки в школе пользуются для черновиков. Сидит себе, согнувшись над столом, и строчит эту свою книгу огрызком карандаша, который то и дело приходится слюнить, чтобы писал пояснее, а на столе старый фонарь коптит. Но уверяю вас, мистер, ни черта у него не получится, одно правописание чего стоит — жуть. А жаль. Знатная бы вышла книга.

— Так оно всегда и бывает, — заметил я.

Некоторое время он вел Машину молча.

— Ваш дом, кажется, на следующем квартале, верно? — спросил он.

Я ответил утвердительно.

Он затормозил перед домом, и я вылез из машины.

— Может, как-нибудь вечерком махнем вместе на охоту? — спросил он. — Так часиков в шесть, к вечеру.

— Что же, неплохо бы, — согласился я.

— Меня зовут Ларри Хиггинс. Найдете в телефонной книге. Звоните в любое время.

Я пообещал, что непременно позвоню.

Поднявшись на свой этаж, я обнаружил, что вырезанный на ковре полукруглый лоскут вернулся на место. Я вполне мог бы этого не заметить, потому что лампочка под потолком светила еще слабее — если такое вообще возможно.

Я едва не вступил в этот полукруг, но тут вдруг увидел, что ковер починен. Ни о каких коврах я в тот момент не думал. И без них хватало тем для размышлений.

Я остановился как вкопанный перед тем местом, где раньше был вырез, точно человек, подошедший вплотную к черте, за которой начинается опасная зона. И что странно — вырез был заделан не новой ковровой тканью, а такой же старой, вытертой и грязной, как весь остальной ковер.

Неужели, подумал я, сторож все-таки нашел в каком-нибудь углу тот самый лоскут, который был вырезан из ковра?

Чтобы получше разглядеть его, я опустился на колени — от разреза не осталось и следа. Словно это мне раньше просто померещилось. Я не увидел никаких швов — ничего, что свидетельствовало бы о том, что этот лоскут вшивали.

Я провел рукой по тому месту, где недавно был полукруглый вырез, и моя рука нащупала самый обыкновенный ковер. Ковер, а не прикрывавшую капкан бумажную подделку. Я ощущал пальцами фактуру ткани, ее толщину и упругость — вне всякого сомнения, это была самая настоящая ковровая ткань.

И все-таки я ему не доверял. Однажды этот ковер уже чуть не подвел меня, и я отнюдь не собирался вторично попасться на эту удочку. Так я и стоял там на коленях, а с потолка мне в затылок неслось тоненькое комариное пение электрической лампочки.

Я медленно встал, нашел ключ и, чтобы отпереть дверь, подался вперед всем телом, оставив ноги за пределами подозрительного участка ковра. Если б меня в тот момент кто-нибудь увидел, то наверняка решил бы, что я свихнулся: чтобы отпереть дверь, человек тянется к ней чуть ли не с середины коридора.

Замок щелкнул, дверь открылась, и я, благополучно перепрыгнув через вставленный кусок ковра, очутился в квартире.

Закрыв за собой дверь, я привалился к ней спиной и включил свет.

Вот она, моя квартира, которая, как всегда, преданно ждала меня. Символ безопасности и удобства, мой дом.

Но этой квартире, напомнил я себе, осталось пробыть моим домом меньше трех месяцев.

«А что потом? — спросил я себя. — Что будет потом? И не только со мной, а со всеми этими людьми? Что будет с городом?»

«Мы покупаем все» — стояло на карточке. Это звучало как реклама давнишнего старьевщика, который в свое время покупал все, что ему притащат — бутылки, кости, всякую рвань. Только старьевщик был честным покупателем. Он покупал ради прибыли. А с какой целью покупали эти люди? Для чего, спрашивается, покупал Флетчер Этвуд? Ясно, что не ради прибыли, если он платил больше, чем того стоил, к примеру, магазин или дом, а потом не пользовался своей покупкой.