Алексей Павловский - Опыты

На полпути нам встретился ещё человек в тёплом камуфляже, рослый дядька лет сорока с майорскими усами, он довольно щурился на Солнышке, принимал бутылки, рассчитываясь замусоленной медью. Он стоял в центре сияющего — рыжее и зелёное — стеклянного квадрата из этих самых бутылок.

Вадим мудро посмотрел на него и спросил меня вдруг:

— Слушай, а помнишь ту распечатку о фашизме, я тебе давал?

— Помню, — покраснел я, — извини, забыл. В следующий раз отдам. Там, в общем-то, просто пересказ Бержье, «Мистического Рейха».

— Да? Не читал. Ну, ты отдай, она не моя, ладно?

— Угм… — И далее мы опять зашагали в молчании. Шестнадцатиэтажки у окружной наплывали всё ближе, майорские усы переплелись с фашизмом и бутылочным сиянием, с лицами встречных, и я окончательно замечтался, когда оказался вдруг в гудящем сборище. Мы стояли во дворе крайнего шестнаря, оклеенного сыплющейся плиткой бессильно-голубенького колера. За полосой гаражей шумела окружная, дальше стоял лес, а здесь, во дворе, точнее, на открытом пятачке перед домом, толпилось человек двести, если не триста. Ходили всё больше маленькими группками, без давки, обсуждали что-то тихонько. В основном — серьёзные молодые люди, одетые опрятно и неброско, напоминающие чем-то Вадима. Многие в очках и почти все с истрёпанными книженциями под мышкой, оснащёнными ворохами закладок. На столе доминошников посреди двора были разложены палочки-вонялочки, какие-то брошюры пугающей толщины, слепо отпечатанные мельчайшим шрифтом на серой бумаге, а ещё некие маленькие красные мешочки на жёлтых шёлковых шнурках. Серьёзный дядька в очках в железной оправе всё это продавал. Особенно бодро расходились брошюры, хотя стоили преизрядно. Я сел на скамейку рядом и стал высматривать Вадима, который куда-то запропал. Все были почтенные, как хасиды, но чуток андеграундные, альтернативствующие, типа Ровнера. Катакомбная хасидская церковь. Улица же вдоль гаражей, весь тротуар, была заставлена машинами, непритязательными «жигулями» да сорок первыми «москвичами», но даже и они выглядели почтенно. Вадим обнаружился в одной из крайних группок, он политкорректно улыбнулся мне, помахал рукой, чтобы я шёл к нему, но тут у парадного кто-то прокашлялся в мегафон, и всех как ветром сдуло к подъезду. Я удивлённо поднял бровь, — теперь я понял, как это обычно делают в книжках, — и подбежал к Вадиму. Мы оказались с самого краю толпы, облепившей вход в подъезд. Я подождал секунду, но никто не продвигался. Поднявшись на цыпочки, я разглядел, что стальные двери глухо закрыты, но никто по этому поводу не волнуется. Я двинул другой бровью и порадовался тому, как это ловко у меня получилось.

— Вот сейчас! — Толкнул меня в бок Вадим.

— Заходим?

— Да нет, смотри!

Никто никуда не заходил. Я услышал писк цифр на домофоне и далёкое курлыканье вызова, ещё и еще. Кто-то ответил, толпа разом загудела, но тут же затихла и подалась вперёд. За мной кто-то непрерывно подпрыгивал — низенький, наверное. Ближний к домофону человек, произнеся короткую пламенную речь, совершенно неразличимую за одобрительным гулом, с оглушительным свистом включил мегафон. Что-то не стыковалось. Чего-то важного я не понимал, видимо. Не размахивая более бровями, я подпрыгнул и увидел: оказывается, мегафон приложили к сеточке домофонного динамика.

— Просто секта у них тайная, поэтому он проповедует по домофону. — Продудел мне в ухо Вадим.

— Братья! — Прочувствованно изрёк домофон. — В трудное время собирается наша община!

Следующие несколько фраз были начисто перекрыты взрывом всеобщего ликования, в котором я с большим трудом различил лишь слово «Авва». Домофон выждал паузу и глубоким голосом драматического актёра старой школы продолжил:

— По этому поводу Теофоб Иллюминатор в своей «Апологии Павлина Тирского» наставляет нас, глава одиннадцатая: «Не создавайте подобия жён человеческих ни из песка морского, ни из глины земной, ибо уподобление то»…

В этот момент Вадим схватил меня за руку и, резко выдернув из толпы, стремительно утащил меня на полсотни метров прочь от подъезда, и мы, с хрустом пробив густые и, как оказалось, колючие кусты, рухнули на маленькую свалку запчастей у стены гаражного кооператива. Удивлённо повести бровью я успел лишь уже ткнувшись ей в автомобильный радиатор.

— Блин, вот уж кого не ожидали! — яростно прошипел Вадим.

Его ботинки торчали у самого моего лица, а глядел он в щель между кустами в сторону подъезда. Я развернулся, ощущая рёбрами всяческие карданы, и посмотрел туда же. Толпа, казавшаяся на ярком Солнце бурой кляксой, вытекшей из чернильницы подъезда, всё еще нестройно возглашала некую осанну, левитановски урчал домо-мегафон, но от общей массы утекала уже за угол дома стремительная струйка, потому что с другой стороны подъехал неспешно тёмно-серый «Икарус» с дымчатыми стёклами, и вылезали из него здоровенные дяди в серых шинелях, с прозрачными пластиковыми щитами, с окладистыми бородами из-под шлемов, добро басовито перекликались, строясь в линию.