Евгений Сыч: Ми диез

Воспитатели ушли, увели с собой детей.

- Зачем ты так? - упрекнул собеседник.

- А как надо было? - рассердился старик. - Правду сказать? Нужна им наша правда! А ложь, все равно, что та, что другая - ложь. Так какая разница?

Собеседник бесшумно вышел из комнаты, неслышно прошел в санузел и даже там умудрился обойтись без лишних звуков.

- Ты пойди в кухню, - сказал ему старик, не открывая глаз. - Дам еды много. Поешь. Мне больше не надо.

Мусоровоз в час урочный увез содержимое урн. Я на трубе водосточной сижу, играю ноктюрн. Сверху смотрю я на малых сих, тех, что внизу, людей. Гвозди бы сделать из всех из них - много бы было гвоздей!

У Лоро имелись когда-то хорошие шансы на простую и легкую жизнь. К призыву у него было образование, три курса. Не бог весть что, но на безрыбье, - а безрыбье тогда было крепкое, - он мог бы надеяться и даже, пожалуй, рассчитывать. Стариком он, конечно, тогда не был, какой уж там старик - двадцать один год. Опасный апостроф после первой буквы в древнем родовом имени он незаметно опустил, и звали его все просто Лоро, безобидным простеньким именем, которое в переводе с малоизвестного диалекта означало - попугай. В армию Лоро шел с охотой, все равно служба была неизбежным делом, а за время ее, - так он думал, - возможно, рассеются сами собой неприятности, накопившиеся к двадцати и одному его годам стараниями его собственными, окружающих и времени.

Время шло сложное.

На сборном пункте, раскладывая личные дела призывников по потребной системе, спросил его заезженный работой капитан:

- Родственников за границей не имеете?

Он помолчал тогда самую малость и ответил: "Имею", - скрывать не приходилось, слишком легко все можно было проверить: только папку раскрыть.

Капитан, потеряв к нему всякий интерес, переложил листочек в какую-то отдельную стопку, назвал номер команды, к которой Лоро был отныне прикреплен. Ему надлежало этой команды держаться и с ней двигаться когда и куда скажут. На канал. На полжизни или на всю жизнь - как это вышло для многих. И все.

Он вышел тогда от капитана, сел у огромного забора на подвернувшееся бревно, достал из карманов сигареты и книжку одного старого и очень неглупого философа. Эту книгу можно было читать бесконечно и каждый раз с разными мыслями. Когда не хочется думать о конкретном, сегодняшнем, золотое средство - читать умные книги: голова занята. Поэтому он закурил и стал читать. Читал и думал, думал и читал, искал и находил. Вокруг себя он ничего не видел, пока читал, и его это устраивало.

- Слышь, парень! - услышал он через некоторое время и поднял глаза.

Перед ним стояли трое. Велик сборный пункт, несколько тысяч человек собрались и свободно разместились на его территории, но - велик пункт всегда есть место, где можно пристроиться так, чтобы никто не мешал. Этим троим никто не мешал: они отгородили Лоро от всех тысяч людей вокруг. Выглядели они энергично и разговаривали убедительно.

- Слышь, парень, - повторил самый костистый из троих. - Тут вот земляк, отслужил уже, домой едет, а не в чем. Что ж ему в этом рванье старушке-маме показываться? - он кивнул на скромно потупившегося второго, невысокого и коренастого. Продолжил: - Так ты с ним давай махнись, пальтишко на его фуфайку. В армии гражданку все равно отберут, форму тебе выдадут. А в фуфайке даже и лучше, не простынешь, пока доедешь. Ночи-то сейчас холодные.

Третий из трех - он все стоял за спиной Лоро - глупо хихикнул неизвестно чему.

- Ну да, - сказал Лоро, - понятно.

Положил на землю книжечку с творениями старого философа, встал, обшаривая по пути карманы пальто, но ничего особенного в карманах не было. Вспомнил, что утром, когда только пришел на пункт, сдал капитану нож: ножи брали с собой все, мало ли - хлеба отрезать или еще чего, нельзя в дальнюю дорогу без ножа. Но как только их группа переступила черту ворот, капитан поставил всех по стойке смирно и предложил ножи сдать. Всем. Во избежание недоразумений. Предупредил: кто не сдаст - будем обыскивать. Ножей набралась целая хозяйственная сумка. С ней капитан и ушел по своим околовоенным делам, обыскивать же никого не стал, лень было, наверное. "Зря я ему нож отдал", - вспомнил Лоро. Он подошел к первому поближе, сжал и растер пальцами в кармане пачку сигарет, а левой рукой расстегнул пуговицы пальто.

- Ладно, - сказал он, - помоги снять! - и показал плечами тому, что стоял сзади, надо, дескать, помоги. Тот и взялся за пальто довольно неловко, и пока он это делал, Лоро вынул правую руку из кармана и, как только соскользнул с нее рукав, ударил костистого ниже колена ногой, ботинком - в нервный узел. Крепко ударил, как мог, а тому, что стоял сбоку, сразу швырнул в лицо растертую пачку, в которой минуту назад были хорошие сигареты - крепкие и сухие. И еще раз ударил согнувшегося первого, на этот раз левой ногой. В лицо. Снизу вверх. И только тут третий, тот, что стоял сзади, набросил пальто ему на голову и обхватил за плечи. Дурак. Лоро его тоже ударил, добром поминая тренера, ударил задником ботинка в надкостницу и локтем - в живот. Скинул пальто. Некоторое время еще бил второго, самого здорового, тот все никак не мог проморгаться, и даже не защищался толком. А потом Лоро склонился над костистым, спросил, задыхаясь: