Евгений Сыч - Трио

Про дракона (III)

Драконы не умирают. Не верьте слухам. Слухи, правда, точнее официальных сообщений, но это еще не повод, чтобы верить им. Тут вроде детской загадки, кто лучше - царь или король, и детского же ответа: оба хуже. Так вот, слухи тоже врут. Драконы не умирают. Они уползают в пещеры и сидят там, нахохлившись или висят вниз головой, уцепившись за что-нибудь морщинистыми лапами, как летучие мыши. В консервирующих условиях пещер они могут проспать долго: холодные на ощупь, мертвые с виду. Всегда готовые к употреблению.

Спящие драконы кажутся привлекательными и уж во всяком случае не страшными. Но попытайтесь, интереса ради, расспросить людей, своей кожей помнящих холод тени драконова крыла. Обычные люди, иногда даже разговорчивые, они - все! - на прямые вопросы о драконе отвечают уклончиво и невнятно. Почему? Потому что велик их ужас перед драконом и, несмотря ни на что, не верят эти люди в драконову смерть. Ни за что не верят. Знают: вылетит - и тогда?

Не надо дразнить драконов, пусть они спят. Конечно, каждого дракона в конце концов кто-нибудь победит, но будет ли лично вам даровано счастье победы или хотя бы счастье дожить до победы? Кто может быть в этом уверен?

Иногда, наскучив разговорами, Я исчезал ненадолго: носился по лесу для разрядки, ходил на дорогу.

Раз притащил из очередной вылазки замухрышистого человечка. Накормил, долго и серьезно с ним разговаривал, а потом отвел к морю, подальше от глаз, свернул человеку шею и отправил к осьминогам "делиться опытом", как объяснил.

- О, люди! - сказал на это Пастырь. - Учу их, учу - и и все без толку. Хоть бы отзвук какой был! Многие лета прихожу я к ним и занимаюсь как с детьми малыми, и они каждый раз сопротивляются, ругаются, казнят. Но в конце концов вижу - уверовали. Тогда я оставлю их и отправляюсь в другие края нести истину, и там та же картина. Опять предстоят мне долгие труды, пока убеждаюсь, что и эти уверовали. Но грустно мое возвращение, потому что заранее знаю я: все, чему учил, уже забыто, все извращено. Одни и те же заповеди повторяю я, но каждый раз из учения выхватывают какие-то мелочи, и видно, что в них тоже запутались, и что-то еще попридумывали в благих, наверное, целях, хоть от того и не легче. Сколько раз я пытался говорить: не то делаете! Побивают меня же камнями и жгут - во имя мое. "Учитель, - утверждают, - нас так не учил". - "А ты, - спрашиваю, слышал? Мог ли учитель благословлять на убийства, если проповедовал любовь? Подумай", - прошу. Но не хотят думать. Хватать - пожалуйста. Казнить - сколько угодно. Сильных слушаться - хоть сейчас, хоть завтра, хоть вчера. Подслушивать, наушничать, клеветать, молиться - только не думать.

- Несть спасения во многоглаголании, не правда ли, святой отец? - не удержался Я.

- Цитат надергать - дело не хитрое, - парировал Пастырь.

- А оправдать с их помощью можно все, что угодно, - не сдавался Я. Слова ничего не значат. Бить надо, убивать - в пример остальным, чтобы учились различать "плохо" от "хорошо".

- Убивать никого нельзя, - вразумлял Пастырь. - Убил ты, и что стало? У каждого была своя правда, свое видение мира. Остался ты один - и обе правды, обе точки зрения. Убедить мертвого ты никогда не сможешь, значит, спорить тебе теперь придется с самим собой. А если переубедить того человека, который готов свое мнение насмерть отстаивать, - цены ему не будет.

- Упрощаешь, Не двое врагов на свете. Всех не переубедишь.

- Так всех и не перережешь!

В порядке тренировки Я дрался с отцом. Пытался подраться и с Пастырем, но тот оказался ему не по зубам. Развеселившись, Пастырь под настроение показал Я, что многое знает и умеет в этой, чуждой для него области. Он не бил, но мог уйти от любого удара, освободиться от любого захвата. "Смотри!" - показывал Пастырь: взмах руки, движение в сторону - и нет его, пропал человек. А противник стоит, озирается и мало-помалу проникается страхом. Стук камешка с одной стороны, покашливание с другой, кто-то рядом, но не видно где, и только когда наскучит - появится. Стоит, помалкивает, блестит глазами.

Я расчувствовался и предложил как-то:

- А давайте втроем, построимся свиньей - и пойдем.

Пастырь и У переглянулись.

- Он еще мальчик, твой сын, - сказал Пастырь. - Давай покажем ему мир.

- Но разве я вправе? - спросил У.

- Он твой сын, - подчеркнул Пастырь. Добавил: - Я и сам давно не был на вершине.

6

- Когда?

- Завтра. В таком деле ни откладывать, ни спешить нельзя.

- Идем?

- Пошли.

Пошли.

Сначала лес. Высокий лес. Столбы света в прорехах крон. Потом лес стал мельчать и - как следствие - густеть. Идти среди высоких деревьев было легко, среди коротких - труднее. Они растут густо, веток много, и ветки эти стелются у самой земли: не перестудишь, не поднырнешь.